Глава 19 Прерия!

Глава 19

Прерия!

В отличие от первопроходцев, которым прерия казалась местом тяжелым, почти запретным, молодые поэты, писатели и ботаники нашли в ней источник вдохновения. Первый шаг по заросшей высокой травой земле для Вильяма Калена Брайанта был полон эмоционального подъема. Так он начинает поэму «Прерии», написанную в 1833 году:

Твои пустынные сады,

Твои поля, заросшие травой,

Так безграничны и красивы,

И в языке английском нету слов,

Для прерий подходящих...

Как только взор коснулся этой тверди,

Так сердце замерло в восторге,

Почив в бескрайности земли,

Что растянулась до пределов мира!

Ты, словно океан,

Спокойна и безмерна,

Застыла, время подчинив,

В прекрасной неподвижности навеки.

Элиза Стили в какой-то момент решила оставить восточное побережье и в 1840 году отправилась в путешествие на Средний Запад. По дороге в Иллинойс она оставила в своем дневнике несколько красноречивых строк, посвященных прерии:

Представь, что ты стоишь в центре безмерно большого круга бархатистых трав, и лишь небо ограничивает его со всех сторон. Все вокруг цветет, излучая все возможные оттенки каждого из существующих цветов. Мы ехали сквозь заброшенный сад, источающий сладкие ароматы духов, оживленный изящными движениями сияющих птиц и бабочек... Мы оказались посреди поля, цветущего всеми оттенками фиолетового, затем оно поменяло цвет на ярко-желтый, и он плавно перешел в розовый, и потом все цвета перемешались вновь, иногда вытягиваясь длинными линиями, словно радуга расстелилась по зеленеющим склонам... Да, мы оказались в бескрайнем саду.

К. В. Шорт, ботаник, был в равной степени тронут безмерным многообразием прерий Иллинойса, о чем свидетельствует его письмо другу, датированное 1845 годом: «Глядя на цветочное полотно прерии с некоторого возвышения, мой глаз буквально обагрило многообразием колосящихся здесь лиатрисов».

Потребовалось всего сто пятьдесят лет, чтобы коренным образом изменить облик прерии. Альдо Леопольд писал в 1949 году: «Автобус везет меня со скоростью 60 миль в час по шоссе, изначально проложенному для лошадей и повозок. Бетонное полотно дороги расширялось и расширялось, пока ограда полей не начинала соприкасаться с обочиной. И в полоске дерна, протянувшегося между кромкой бетона и ограждениями полей, теперь живут останки того, что когда-то было прерией Иллинойса».

Теперь же, когда на дворе был 2003-й год, и мы — я, Шайен и Тори — ехали в Спрингфилд, столицу Иллинойса, дороги стали еще шире, и в узкой полоске земли между асфальтом и полями не было видно ни цветка, ни травинки. В Спрингфилде, как и в большинстве городов Среднего Запада, было много железных дорог, депо и краснокирпичных зданий, завешенных тусклой рекламой. Каждое поколение оставляло свой след.

Мы без особого труда проехали через небольшой город и вскоре прибыли в Нью-Салем, где молодой Авраам Линкольн провел несколько лет жизни. Город этот расположен на берегу реки Сангамон, и здесь до сих пор сохранилось поселение из деревянных хижин, построенное в 1830-х годах. Ровно через сто лет деревню полностью восстановили силами гражданского корпуса. Во время путешествия по Центральному Иллинойсу Вильям Кален Брайант написал свою знаменитую «Индейскую кастиллею»[12]:

О, Сангамон! Саванны свежесть на брегах

Твоих таится. В травянистых склонах

Мне слышен треск лесных орехов.

В зеленом бархатном настиле

Видны бутоны красные цветов —

Они горят, как огоньки,

И нежность пламени цветного

Знакома всем скитальцам прерий.

О, пламенный цветок!

Я нареку тебя кастиллеей индейской!

Для меня прогулка среди деревянных хижин, домашних садов и ферм с пасущимися на них животны была чем-то сродни путешествию во времени. Я вернулся в прошлое. В последний раз я был здесь еще мальчишкой примерно тридцать пять лет назад, и с тех пор здесь практически ничто не изменилось. Похоже, мне доставляли радость вещи, которые остаются неизменными в мире, где перемены стали образом жизни.

В глубине Нью-Салема самка оленя перебежала дорогу прямо перед колесами нашего автомобиля, недвусмысленно напомнив нам о дикой природе. Она с легкостью перемахнула через высокое деревянное ограждение, на время оставив позади пятнистого олененка.

Мы повернули на 57-ю федеральную трассу в сторону Гусиного озера, расположенного в охраняемой природной зоне к югу от реки Иллинойс. В настоящий момент эта прерия является крупнейшей к востоку от Миссисипи. Ее площадь равна 2537 акрам (1027 га). Даже невзирая на силуэты двух электростанций, виднеющихся позади ландшафта, здесь можно во всей полноте ощутить былую ширь прерии. Впрочем, если выбрать правильный угол обзора, то не будет видно ничего лишнего — прерия, и только прерия.

Позади небольшого замерзшего озера, на котором гнездятся кулики, сохранилась хижина семьи Крагг. Здесь мне было спокойно, и непрерывный, но мягкий ветер, казавшийся частью самой земли, только усиливал чувство умиротворенности. Ветер часто менял направление и силу, прочесывая высокие травы, издававшие от этого причудливые звуки разной высоты.

Образ стоящей посреди прерии хижины вызвал к жизни пограничные воспоминания. Я переживал радости и страдания первых поселенцев. Передняя этой хижины часто служила и родильным домом, и больницей, и лазаретом скорой помощи, и даже моргом — причем нередко одновременно.

Изначально хижина Краггов стояла в десяти милях от Гусиного озера на берегу реки Мазон. Семья построила ее в начале 1830-х годов, и из-за того, что они достроили второй этаж, дом стали называть «дворцом». «Дворец» этот, расположенный на полпути между Чикаго и Блумингтоном, стал излюбленным местом отдыха для путешественников и перегонщиков скота.

Дети Краггов играли с детьми вождя племени потаватоми по имени Шаббона. Последние каждое лето проводили на берегу реки Мазон. Мне было приятно представить, как белые и краснокожие детишки вместе наслаждались красотами дикой земли — ловили рыбу, сплавлялись на лодках, карабкались по деревьям и совершали авантюрные вылазки в глубь прерии в поисках клубники или для охоты. Однако суровые реалии 1840-х годов и вынужденное переселение индейцев нарушили эту идиллию.

Вождь Шаббона, чье имя — как говорят — означало «сильный, как медведь», завоевал репутацию свирепого воина, когда сражался плечом к плечу с Текумсе и пытался выбить новых американцев с индейской земли. Шаббона стал самым молодым вождем за всю историю племени потаватоми — ему тогда было девятнадцать лет. Однако смерть Текумсе в битве у реки Темс заставила его пересмотреть свою стратегию относительно молодой американской нации. Когда в 1832 году Черный Ястреб во время традиционного «Собачьего пира» предложил ему объединить свои силы, Шаббона оказался несговорчив.

— Присоединяйся ко мне, — сказал тогда Черный Ястреб, — и тогда наших воинов станет так же много, как деревьев в лесу.

Шаббона холодно ответил ему:

— А число бледнолицых, с которыми ты встретишься на поле боя, будет превосходить число листьев на этих деревьях.

Шаббона как в воду глядел.

Возможно, опасения по поводу негативной реакции в отношении всех индейцев Иллинойса заставили Шаббону предупредить поселенцев о надвигающейся бойне, которую собирался начать Черный Ястреб, расположившийся к востоку от Миссисипи. Все же через четыре года индейцы потаватоми вступили на Тропу Смерти. Многие были вынуждены отправиться на запад от Миссисипи. Шаббона остался, получив в 1829 году по договору с американцами 1280 акров земли в округе Де Кальб — эти земли включали так называемый «остров прерии», где когда-то располагалась деревня людей его племени. В 1848 году, во время визита к сосланным в Канзас соплеменникам, его землю объявили заброшенной, ничейной и продали спекулянтам. Когда он вернулся, белые друзья дали ему двадцать акров земли близ реки Иллинойс, где он провел остаток дней на скромном пособии и умер в 1859 году.

Он был одним из последних потаватоми, живших в Иллинойсе. Если бы он был сейчас с нами или дух его мог говорить, я бы хотел услышать, что он скажет.

Часть земли, которой когда-то владел Шаббона, теперь стала заповедником. В 1998 году некоторые из его потомков вернулись сюда как призраки прошлого, чтобы вновь заявить о своих правах на землю. Они настаивали на том, что землю продали несправедливо, нарушив два договора.

Чиновники занервничали, опасаясь, что здесь появится очередное казино, и стали всячески опровергать их претензии. «Мы просто не видим причин для подобных требований. У них [индейцев потаватоми] нет для этого законных оснований, сейчас в Иллинойсе нет ни одного коренного племени, как не было их в течение последних ста лет», — сказал Томас Харди, представитель губернатора.

Войны за земли Иллинойса могут разгореться снова...

Все еще ожидая решения федеральных органов власти, индейцы решили вопрос частично самостоятельно, купив в апреле 2006 года 128 из оспариваемых ими 1 280 акров (518 га) земли предков почти за девять миллионов долларов. Местные власти и жители предположили, что индейцы подумывают открыть еще одно казино (на момент покупки земли племя уже владело казино в Канзасе). «Не думаю, что вы потратили больше восьми миллионов долларов только для того, чтобы выращивать здесь кукурузу», — сказал Дэнис Сэндс, вице-спикер совета правления округа Де Кальб. Если племя действительно задумало построить здесь казино, не подтвердив публично свои намерения во время покупки, потребуются годы, чтобы преодолеть связанную с этим бюрократическую волокиту.

Вождь Шаббона имел обыкновение охотиться в районе Гусиного озера. После его смерти в прерии прекратилось какая-либо хозяйственная деятельность, так как местность эта слишком заболочена. Здесь практически не осталось следов добычи гончарной глины, равно как и намека на когда-то стоявший здесь городок Джагтаун.

Шайенн и Тори решили укрыться от неожиданно жаркого дня в тени здания городского центра, а я отправился на прогулку среди высокой — по пояс — травы, то и дело отхлебывая прохладную воду из фляги. Я помню времена, когда в конце лета трава была настолько высокой, что целиком скрывала меня в своих зарослях, и мною овладевала почти что паника — некое подобие клаустрофобии. Случалось, что дети первопроходцев терялись среди высокой травы прерии и никогда не возвращались домой. Только зима и сопутствующие ей снега могли как-то расчистить прерию, но по весне начинался новый цикл бурного, безудержного роста.

Конечно же, огонь тоже говорил свое веское слово. Большие площади прерии выгорали либо из-за ударов молнии, либо в периоды охоты на бизонов, когда индейцы тут и там оставляли зажженные костры. Отец Луис Хенпин в 1680 году впервые засвидетельствовал подобное использование огня индейцами:

Как только индейцы замечают стадо, они собираются в огромном количестве. Они поджигают траву вокруг животных, замыкая огонь в кольцо, и оставляют небольшую лазейку. Там они ждут, вооруженные луками и стрелами. Бизоны, спасаясь от огня, бегут прямо на острие нацеленных в них стрел. Так индейцы убивают примерно сто-сто двадцать животных за день. Добычу делят между всеми семьями в зависимости от потребности.

Иной раз коренные племена выжигали траву прерии вблизи своих поселений, чтобы приманить дичь по весне. Травоядные животные любят полакомиться свежей, сочной травой, обычно вырастающей на пепелище.

Первые поселенцы боялись огня. Пожар мог в одночасье поглотить ферму. Даже с кухонным огнем они были предельно осторожны, так как трубы, сооруженные из хвороста и глины, легко воспламенялись.

Сегодня землевладельцы имитируют естественные пожары, поджигая жухлую траву в конце марта-начале апреля, прежде чем начнут гнездиться дикие птицы и просыпаются местные растения. Каждый год выгорает примерно треть прерий. В отсутствие огня деревья — боярышник, дикая яблоня, дикая слива и тополь — начинают захватывать наиболее сухие участки вспаханных земель. Все эти виды существовали здесь и раньше, но рост их популяции сдерживался огнем. Недостаточно просто сохранить часть прерии — необходимо грамотно управлять ею.

Я бродил по извилистым тропинкам, слушая пение местных птиц, среди которых особенно узнаваемы были дрозды и почти вымерший вид воробьев. Неудивительно, что большая часть видов животных и птиц, чей образ жизни зависит от прерии, сейчас находится под угрозой исчезновения. Даже насекомые, коих здесь насчитывается более тысячи видов, держатся за остатки прерии из последних сил. Многообразие их действительно поражает, здесь можно встретить множество видов, начиная от цикад, горбаток и кузнечиков и заканчивая мотыльками, стрекозами и бабочками.

Подземная жизнь тоже богата и разнообразна. Длинные корни растений и питательная почва — идеальный мир для грибов, клещей, амеб, червей, ногохвосток, бактерий, проволочников, жучков, многоножек, муравьев, личинок, кротов и многих других жителей подземного царства. Недавние исследования выявили около двадцати тысяч форм жизни в горстке почвы прерии, после чего один из ученых сравнил корневую систему прерии с перевернутыми тропическими лесами, указывая на биологическое многообразие.

Сложно сосредоточиться на чем-то одном, когда идешь по прерии в сезон цветения. Внимание разрывается на части от многообразия цветов и ароматов — белое дикое индиго, виргинские розы, дикий хинин и пушистый луговник бросаются в глаза со всех сторон. Около половины из более чем восьмисот видов растений и трав, найденных в прерии, являются частью экосистемы Гусиного озера. Каждый новый сезон — это калейдоскоп красок. Я всегда хотел приехать сюда зимой, когда земля целиком покрыта снегом и напоминает замерзший океан, и нужно включить все свое внимание и чуткость, чтобы ощутить мощный потенциал, скрытый под ледяным настилом.

Семена из прерии в районе Гусиного озера — источник жизни для других высокотравных прерий Иллинойса, например, для национального заповедника Мидэйуин, расположенного на границе с Уилмингтоном. Когда-то там располагался военный завод, но с окончанием холодной войны пришла оттепель, и прерия вновь начала зарастать высокой травой. Само слово Мидэйуин происходит из языка потаватоми и означает «исцеление» — и оно как нельзя лучше подходит для названия местности, в которой было произведено четыре миллиарда фунтов (1 814 000 т) взрывчатки.

Большая часть территории площадью в 19 тысяч акров (7700 га) закрыта для посещения, так как военные до сих пор очищают эти земли от взрывчатки, которую здесь десятилетиями производили и хранили, но это ничуть не умаляет интереса натуралистов, узнавших о заповеднике. Здесь можно найти по крайней мере шестнадцать практически исчезнувших видов, да и доломитовая основа почв прерии представляет не меньший интерес. Кроме того, через территорию этого участка прерии текут три почти нетронутых ручья, в которых и по сей день живут редчайшие виды рыб и мидий. В настоящий момент здесь произрастает лишь малая часть аборигенных растений, но силами профессионалов и волонтеров сегодня созданы сады, в которых культивируются местные виды трав и кустарников для постепенного восстановления изначальной картины видов.

В планах восстановления экосистемы Мидэйуина находятся не только растения, но и бизоны — неотъемлемый, но все же отсутствующий элемент большинства оставшихся частей прерии Иллинойса. Бизоны! Однажды я поехал в Южную Дакоту специально лишь для того, чтобы посмотреть, как бизоны, чернеющие точками вдалеке, выбивают пыль из пологих холмов прерии. Когда я представляю подобную картину в своем родном штате, меня переполняет приятное чувство нетерпеливого ожидания.

Исследования прерии в Канзасе показали, что бизоны являются неотъемлемой частью ее экосистемы. Они состоят в симбиотической связи с растительностью и другими живыми существами. Бизоны избирательны в плане питания, что позволяет сохранять равновесие между кустарниками и доминирующими травянистыми растениями и поддерживать, таким образом, многообразие видов. Один исследователь назвал бизонов краеугольным камнем североамериканских пастбищ, важным для поддержания жизни прерии так же, как и огонь.

Бизоны научились приспосабливаться к прерии и бушующим на ее просторах стихиям. Их массивные головы даже зимой с легкостью вспахивают толщу снега в поисках травы. Они развивают довольно высокую скорость — до 45 миль в час (более 70 км/ч) — и могут скрыться от любого пожара. После весенних пожаров бизоны быстро возвращаются на старые пастбища и наслаждаются свежими травами, обильно растущими на выжженной земле.

В некоторых племенах до сих пор проводят церемонии, в ходе которых участники исполняют на рассвете танец, посвященный бизонам, хотя на востоке их полностью истребили еще сто лет назад. Но о косматых чудовищах не забыли. В своих традиционных танцах индейцы имитируют их развалистые движения.

Примерно 160 миллионов голов этих животных бродило по Северной Америке во времена Льюиса и Кларка. Через сто лет их осталось меньше тысячи. Причиной тому — самая крупная за всю историю бойня, повторившая трагедию прерий Среднего Запада. Сегодня удалось увеличить поголовье бизонов, и общая их численность составляет несколько сотен тысяч голов. Их будущее во многом зависит от того, удастся ли восстановить прерии — их естественную среду обитания. Если горбатые бизоны снова ступят на земли прерий Иллинойса, природа оживет!

Случай Мидэйуина и многих других небольших проектов восстановления отмечает постепенное, но верное возвращение прерии. Но пока что они — островки биологического многообразия в океане кукурузы, сои и городских ландшафтов. Возможно, они и есть те горы из моего сна, которые побудили меня к путешествию по Иллинойсу, символизирующие возвращение силы в эти земли. Здесь хочется вспомнить слова Карла Сэндбурга: «Я — прерия, мать человеческая, и я жду...»