Город дорог

Город дорог

«— Вот ты говорил, город — сила, а тут слабые все…

— Город — это злая сила… Сильные приезжают, становятся слабыми, город забирает силу… Вот и ты пропал!»

(из к/ф «Брат»)

Моему возвращению были очень рады старые друзья — Алекс и Кислотник. В городе было много заказов на написание программ. Я вернулся в прежний коллектив. Компьютеризация страны шла полным ходом, и не только компьютеризация. На дорогах города появлялось всё больше иномарок. Повсюду орудовало новое, доселе не виданное поколение людей — крепыши с бритыми головами, в кожаных куртках. Здороваясь за руку с милиционерами, они разгуливали вдоль ларьков и магазинов, не особо пряча выглядывающие из под курток рукояти пистолетов. Зачастую на улицах можно было услышать выстрелы среди бела дня. Передачи новостей были наполнены потоком информации о совершенных за день грабежах и убийствах, которые исчислялись десятками. Это были так называемые «лихие 90-е». Мы, дети того времени, были выброшены в жестокую клоаку этого мира, чтобы научиться в ней выживать. И мы делали это, как могли, стараясь не отставать от других.

Когда у нас появился струйный принтер, наши возможности расширились. Первое, что мы попробовали, это подделывать деньги. Но большинство продавцов имели очень чувствительные пальцы. Было впечатление, что у них прямо в кончиках пальцев прошит встроенный детектор купюр. Покупать что-либо по поддельным деньгам получалось только в вечернее время и, как правило, сопровождалось большим риском. Вскоре, мы решили отказаться от этой затеи. Надо было придумывать что-то более безопасное.

В те времена кассы в магазинах стояли отдельно от прилавков. Чтобы сделать покупку, надо было сначала заплатить деньги в кассу, а потом, уже с пробитым чеком, пойти в отдел и получить товар. На струйном принтере, мы подделывали чеки и выносили из магазинов большие пакеты с блоками сигарет, банками кофе и продуктами. В соседнем магазине мы тут же продавали это за полцены.

Вскоре мы перешли от мелкого мошенничества к более крупному. Мы изучили торговые схемы оптовых предприятий и стали подделывать документы, по которым на складах отпускались товары. Как правило, это были товарные чеки и накладные. Чтобы подделать документ, по которому можно получить товар со склада, требовалась только печать и подпись кассира на этом документе. Чтобы их заполучить, мы делали небольшую «контрольную» покупку, во время которой снимали на сканер подпись и печать. Дальше было дело техники.

Дома для меня тоже всегда находилась работа. Только первое время отец меня не трогал, но потом снова начал наседать. Работа была всё та же, рутинная и абсолютно не интересная — печатать вкладыши на кассеты и обучать компьютеру его секретарш, которых он менял каждую неделю. Я не успевал толком обучить одну девочку, как отец увольнял её и приглашал на работу другую. Как правило, это происходило после первого сеанса общения «за закрытой дверью». Видимо, по каким-то параметрам они не проходили его «кастинг», но явно не по уровню работы секретаря. Мне было не понятно, зачем это нужно. Было жалко времени, которое я тратил на их обучение, да и девочек, если честно, было жалко. В глазах многих из них я видел искреннее желание честно работать. Те девочки, которые все же проходили «кастинг», в последующем зачастую работали именно за «закрытой дверью». Всё это — кирпичики в стенках моего ума, из которых формировалось мое представление о мире, об отношениях между людьми и о женщинах. Ничего другого, к сожалению, я не видел.

Однажды парень бандитской внешности попросил меня продать ему диск с базой адресов и телефонов. В те времена найти такой диск было не просто и не дешево. Когда я приехал к покупателю домой, он попросил подождать на лестнице, а сам пошел в квартиру, якобы за деньгами. В это время снизу послышались шаги. Кто-то поднимался наверх. Я подумал, что это жилец этого дома. Поднявшись на лестничный пролет, где я ждал покупателя, этот человек резко выхватил пистолет и наставил на меня:

— Доставай все из карманов, — сказал он.

Я понимал, что это подстава со стороны покупателя. Я достал диск и положил его на подоконник. Это ему и было нужно, он схватил диск и побежал вниз. Через пару минут из своей квартиры вышел покупатель. Когда я сказал ему о том, что случилось, он сделал удивленные глаза и стал задавать нелепые вопросы: «а как он выглядел?», «а запомнил ли я номера его машины?». Я понимал, что это фарс, но доказать это никак не мог. После ограбления нашей квартиры, это был второй случай, когда на меня наставляли оружие.

Однажды я взял стакан травы и уехал на дачу, чтобы отдохнуть от города. Компьютер был со мной. Там, вдали от городской суеты, я писал какие-то программки и вдыхал конопляный дым. Как-то раз у меня дома снова собрались местные ребята, но теперь угощал их я. Мы курили «план» и смеялись до упаду. И тогда один из местных парней спросил:

— Ты когда-нибудь пробовал «ханку»?

— Что это? — спросил я.

— Отвар из маковой соломки, — ответил парень. — Действует круче, чем травка.

Мне захотелось попробовать. В моем огороде росло полно мака, а местные ребята, как выяснилось, уже не раз «баловались» таким отваром и хорошо умели его готовить. Начался процесс приготовления, который включал в себя сбор «молочка» из маковых головок, варку, процеживание и очищение. Это был сложный и довольно долгий процесс. Когда все было готово, выяснилось, что «ханка» применяется внутривенно. Мне чуть ли не на подносе поднесли шприц с прозрачной жидкостью. Меня это оттолкнуло.

— Сам не буду, — сказал я.

Рядом со мной на диване лежала девочка по имени Оля — брюнетка с черными глазами и немецкой фамилией.

— Давай я помогу тебе, — сказала она, и взяла шприц в свои руки.

Всё было как в моем любимом фильме «Криминальное чтиво» — шприц, игла, приятная музыка и красотка с глубокими черными глазами. Я подставил ей руку. Иголка плавно вошла в вену. Оля смотрела мне в глаза и не видела в них страха. Помню, я тогда подумал: «Если я сейчас умру, то это будет смерть от руки красивой девушки». Раствор медленно входил в вену. С каждым миллиграммом раствора, Оля становилась всё прекрасней, а мое внутреннее состояние всё расслабленнее.

— Что ты чувствуешь? — спросила меня Оля.

— Чувствую, что мне хорошо, — ответил я. — Ты такая красивая…

В тот день на дачу приехала мать. Она увидела дом, полный молодежи, унесенной морфийным ветром в сказочные миры. Повсюду валялись маковые стебли и пустые шприцы. Мать с криками выгнала всех вон и позвала меня на разговор:

— Возвращайся в Питер, — с серьезным видом, сказала она. — Тебя разыскивает милиция.

— За что? — спросил я, оставаясь невозмутимым, как Будда.

— Не знаю, — ответила она. — Тебя в чем-то подозревают.

Вариантов не было. Пришлось возвращаться в Питер.

По приезде в город выяснилось, что Алекс и Кислотник ограбили чью-то квартиру и находятся в розыске. Меня подозревали, что я был соучастником, но у меня было железное алиби: в день, когда совершалось ограбление, я курил «план» в Новгородской области. Это может подтвердить дюжина подростков, которые курили вместе со мной. Меня допытывали, когда я видел их в последний раз, где они могут скрываться, есть ли у нас общие знакомые и т. п. Я действительно ничего не знал — ни об ограблении, ни об их местонахождении.

Меня попросили на время расследования не уезжать из города. Я впервые почувствовал, как железные тиски системы сковывают мою свободу. С одной стороны, на меня наседали сыщики, которые были уверены в моей причастности к ограблению, потому что я не учился и нигде официально не работал. Они считали, что для своего возраста я веду слишком «асоциальный» образ жизни. С другой стороны, на меня наседал отец, который пытался обыграть ситуацию с сыщиками в свою пользу — чтобы я спрятался от них под «крылом» его фирмы и работал на творческой ниве печати вкладышей на видеокассеты. Ему не давала покоя моя независимость. Не имея возможности покинуть город и находясь между этих двух огней, я чувствовал себя в капкане. Тогда я решил, что устроюсь на работу, и все вопросы у обоих сторон ко мне отпадут. «Какие могут быть вопросы к самостоятельному человеку, который работает и сам себя всем обеспечивает?», — думал я своим наивным умом. Конечно, тогда я ещё не понимал, что иллюзия выбора — фундаментальная иллюзия в мире иллюзий, на которых держится это общество.