Хуторок

Хуторок

«…Он велел подвергнуть свое тело кремации и запустить часть своего пепла на околоземную орбиту. Я спросил его, не хочет ли он оставшуюся часть смешать с марихуаной и закрутить из этой смеси косяки, чтобы его друзья и родственники смогли покурить его.

— Да, — сказал он. — Только не затягивайтесь мной очень глубоко»

(Тимоти Лири)

Гармония в наших отношения закончилась быстрее, чем святая вода в канистрах. Стоило вернуться в Питер, как ссоры на ровном месте возобновились. Из мелких упреков они перерастали в крупные стихии гнева. Ольга продолжала методично изматывать у меня всю душу. Ситуация с Маргаритой припоминалась чуть ли не ежеминутно и стала железным оправданием всех Ольгиных ухажеров. Создавалось впечатление, что это делалось целенаправленно, чтобы довести меня до крайней точки.

Операция «месть за Маргариту» происходила в виде уходов из дома, зачастую с ночевкой. «Лучше бы Виталик не возвращал Ольгу, — думал я. — Стало только хуже». Каждая новая ссора усиливала депрессию, которая стала обычным состоянием. Вся моя жизнь была адом с самого детства, и Ольга этот ад только усугубляла. Я угасал.

Мне не хотелось больше продолжать этот путь — я не видел в нём никакого смысла. Все чаще меня стали посещать мысли о самоубийстве. Когда Ольга в очередной раз хлопнула дверью и ушла в неизвестном направлении, я не мог этого больше выносить. Внутри меня все разрывалось на части. «Не хочу так жить, — подумал я. — Уйду из жизни, как уходят рок-звезды — сделаю себе золотой укол».

Это было мое очередное безумие, но когда безумие становится нормой, безумные поступки начинают казаться вполне нормальными. Для золотого укола был нужен героин. Я не был знаком с этим наркотиком, но из фильмов и из общения с «опытными людьми» знал, что новичку для передозировки надо меньше одного грамма. «Возьму грамм, — подумал я. — Нет, лучше два». Немного поразмыслив, я подумал, что раз уже решился на такое дело, надо действовать наверняка.

Я взял четыре грамма героина и поехал в гостиницу «Хуторок», где не так давно мы отмечали торжество нашей предательской страсти. «Тут вся эта история началась, тут она и закончится», — подумал я, располагаясь в арендованном до утра номере.

Дальше всё было как в фильме «Криминальное чтиво» — шприц, игла и раствор золотистого цвета, в который я замешал все четыре грамма. Мне вспомнилась картинка из далекого детства, когда девочка Оля с черными глазами вколола мне в вену маковый отвар в дачном доме. Ситуация повторялась, но в эту минуту мне не хотелось думать о схожести их имен и глаз. Я мыслил слишком однобоко, не пытаясь вникнуть в суть вещей и увидеть мир за рамками привычной плоскости.

Перед тем, как вколоть себе раствор, я позвонил Ольге. Она взяла трубку. На фоне её непринужденного «Алло» была слышна музыка, голоса и веселый смех. Она отдыхала в кафе. У меня была надежда, что мой звонок может что-нибудь изменить. Я надеялся на чудо.

— Я позвонил сказать, что ухожу из этой жизни, — сказал я.

Секунда молчания, а потом из трубки посыпалась брань:

— Ой, да уходи! — воскликнула она. — У тебя не получится меня шантажировать.

В каждой нотке её голоса я слышал равнодушие, граничащее с ненавистью. Теперь я не сомневался, что ей абсолютно наплевать на меня.

— Я тебя не шантажирую, — сказал я. — Просто моя жизнь потеряла всякий смысл.

Я пытался найти хоть какие-то слова, чтобы донести до неё, что в эту секунду моя жизнь находится в её руках. Одно её слово могло всё изменить.

— Ты всё сказал? — резко спросила она.

«Зачем я обманываю себя, — подумал я. — Ничего не изменится».

— Да, — ответил я. — Прощай!

Я отключил телефон. Надежды больше не оставалось. Чуда не произошло — звонок был напрасным. Очень плавно я начал вводить раствор себе в вену. Деление за делением золотистая жидкость убывала из шприца. Свет погас.

Я открыл глаза и почувствовал, что мое тело не может пошевелиться. Не работала ни одна конечность, тело было словно парализовано. «Я умер», — промелькнула у меня отчаянная мысль. Я лежал в той же позе, в которой уснул. Из вены торчал шприц, в нем оставалась примерно одна четверть содержимого — в вену вошло три грамма.

Я осознавал, что в номер в любую секунду может войти горничная. Перед глазами промелькнула пугающая картина, как она, увидев меня, сначала испугается, потом подойдет и потрогает пульс, а потом с криком «Срочно вызывайте скорую» выбежит вон. Я представил, как меня выносят из номера на носилках люди в белых халатах, а я пытаюсь сказать им «Подождите, я живой», но не могу даже пошевелить застывшими губами. Мне стало страшно, что я буду видеть, как меня кладут в гроб и заколачивают крышку. Если бы я был терминатором, то сейчас было бы самое время воспользоваться альтернативным источником энергии. Я напрягся изо всех сил и, наконец, смог пошевелиться.

Движения получались неуклюжими и плохо контролируемыми. Я вытащил шприц из вены и привстал над кроватью. Держаться на ногах было очень тяжело, все вокруг плыло и качалось, словно я находился на палубе корабля, переживающего сильный шторм. Я обернулся назад, чтобы удостовериться, что мое тело не осталось лежать на кровати. Мне было совершенно непонятно, каким образом человек может остаться жив после трех грамм героина. Такая дозировка усыпила бы даже слона. Тело сковывала невыносимая слабость, я обливался холодным потом. Мне казалось, что я не смогу сделать и трех шагов. «Позвонить, срочно позвонить, чтобы за мной приехали», — подумал я и тут же обнаружил, что телефон полностью разрядился и отключился. Вариантов не оставалось — придется выбираться из гостиницы своим ходом.

С нечеловеческими усилиями, держась за поручни и опираясь об стену, я спустился к администратору и отдал ключи от номера.

— Мне надо срочно позвонить, — сказал я, едва ворочая языком и вытирая со лба капли пота. — У меня разрядился телефон.

Девушка посмотрела на меня тревожным взглядом и поставила на стойку телефонный аппарат. Я стал судорожно вспоминать номера телефонов хоть кого-нибудь из друзей, но тщетно. Мозг выдавал только один номер, который он помнил наизусть — это был номер Ольги. Мое состояние не оставляло мне права на раздумья. Я позвонил ей и сказал, что нахожусь в «Хуторке» и мне требуется, чтобы за мной кто-нибудь приехал.

— Ты правда сделал себе золотой укол? — с удивлением спросила Ольга.

— Да, — ответил я. — Мне не выбраться отсюда самому.

Она сказала, что выезжает. В её голосе послышались нотки волнения. «Надо пустить себе пулю в голову, чтобы она поняла, что я не шучу», — подумал я. Оставалось сделать последний рывок — добраться до машины. Это было самым сложным, потому что на пути к ней не было ни стен, ни поручней. «Лишь бы не пришлось ползти на карачках», — подумал я и, собрав все силы, направился к выходу. Меньше всего мне хотелось попадаться на глаза людям. Было достаточно девушки-администратора, чей взгляд я чувствовал на своей спине. Добравшись до машины, я упал на сиденье и моментально уснул. Меня разбудила Ольга. Я отдал ей ключи и документы и попросил отвезти меня в квартиру. По моему виду она поняла, что мне действительно очень плохо, и сделалась послушной. Последующие пару дней я отходил от этого состояния. Всё было как в тумане. Мне запомнилось только то, что Ольга сама, без уговоров, согласилась вернуться. Когда я окончательно пришел в себя, в квартире было убрано, а её сумки с вещами наконец были разобраны. С заботливым видом Ольга поднесла мне тарелку с какой-то стряпней.

— Покушай, сладенький, — сказала она. — Набирайся сил.

Она вела себя так, словно не было этого «Хуторка» и золотого укола. Мне даже не нашлось, что ответить. Вспомнилась песня: «ту-ту-ту, на-на-на, снова вместе, снова рядом…». Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Жизнь с Ольгой продолжалась.