ГЛАВА 4 БУДЬТЕ НАПОРИСТЫМИ

ГЛАВА 4

БУДЬТЕ НАПОРИСТЫМИ

Вопрос:

Ошо, Я работала последние два года в Амстердамском центре Амитабх, и я узнала, что в процессе общения со средствами массовой информации или правительственными организациями, мы защищаемся и пытаемся сделать так, чтобы нас воспринимали как должно. Теперь давление усиливается. Особенно большие трудности у нас возникают с датским правительством, потому что нас отнесли к так называемым сектам. И сейчас наступил такой миг, что если мы будем продолжать в том же духе, нам придется отрицать наш внутренний опыт. Кажется, наступило такое время, когда нам нужно меньше приспосабливаться, делать меньше компромиссов, и меньше защищаться. Можете ли вы дать нам ваши советы относительно того, как нужно действовать в такой ситуации?

Самое важное - это помнить о том, что истина не должна защищаться. Это претит ее природе. Только представьте себе: если бы Христос, Будда или Лао Цзы защищались, человечество бы потеряло все ценное в их учении. Помните об этом также. Истина никогда не защищается и не выступает в качестве агрессора. Истина должна быть напористой.

Иисус сказал ученикам: «Заберитесь на крыши домов и кричите оттуда!»Потому что люди глухие. Если вы не будете кричать, они вас не услышат.

Только лжецы либо защищаются, либо агрессивны, истина никогда не поступает так. Истина просто такая, как есть. Она доступна, открыта.

Великий политик и философ Макиавелли написал в своем трактате Принц: «Если вы хотите, чтобы вас приняли как истину, даже если вы не есть истина, вы должны быть агрессивными, не защищайтесь». Но эти слова относятся к политикам. Потому что защищаться точки зрения Макиавелли, это значит проиграть. Само ваше желание защищаться показывает на то, что вы слабые, что вы боитесь, что вы хотите делать компромиссы. Истина не может этого делать. Ложь будет либо агрессивной, если она выигрывает, если она проигрывает, она начинает защищаться.

Кстати, внучка Макиавелли, Анадо, присутствует здесь. Она моя саньясинка. Если бы Макиавелли узнал об этом, он бы перевернулся в своей могиле, потому что я выступаю против политики. Политика в основном основывается на лжи.

Поэтому, Никетана, ты поступала неправильно с самого начала. Не нужно защищаться, не нужно делать компромиссы, не нужно приспосабливаться. Пусть лучше нас уничтожат, чем мы будем делать компромиссы. Потому что если истину распинают, это ее победа, когда истину распинают, она воцаряется на престоле.

Поэтому не бойтесь распятия. Хорошо умереть на пути к истине, а если мы делаем компромиссы и выживаем - это уродливо. Каждый компромисс означает то, что мы потеряли истину и упали в яму лжи. Чем другим еще могут быть компромиссы?

Я услышал о том, что датское правительство назначило комитет для того, чтобы расследовать деятельность так называемых сект. Но это чистая глупость! Как они могут расследовать не предвзято? Причем большинство людей, которые вошли в этот комитет, это христианские демократы. А как могут быть христиане не предвзятыми? Они называют это расследованием деятельности сект. Само слово секта полно осуждения. Христианство - это религия. И мои саньясины - это секта, культ! Это начало предрассудков. Как вы можете определить секту или культ?

Когда Иисус был жив, все, чему он учил, и те люди, которых он учил, также считались сектой и культом, разве не так? Конечно, с точки зрения иудеев, общепринятой религией того времени, это был культ, секта. Это не была религия. Если бы это была религия, Иисуса бы никогда не распяли. Культ - это нечто, что уводит вас от религии, отвлекает вас от истинной религии, от главного пути.

Когда Иисус был жив, его считали основателем культа. Как же христианство может быть религией? Если в своем основании -это культ, если семя - это культ, как дерево может быть религией? И когда Иисус был жив, это был культ, а теперь после того, как он мертв уже две тысячи лет, вокруг его трупа выросла религия. Когда Будда был жив, это был культ, секта. Теперь буддизм -это религия. Каково же определение?

Когда мастер жив, когда он живет, когда истина дышит, это считается культом, его следует осуждать. А когда мастер мертв, а вместе со смертью мастера исчезает истина, потому что истина должна в ком-то пребывать. Истина - это опыт, она должна находиться в том человеке, который ее осознал. Когда этого человека нет больше, истина больше также нет.

Если Иисус, Будда, Лао Цзы, Заратустра, Мухаммед во время жизни создавали лишь культы и секты, тогда определение религии таково: это труп истины, гниющий, разлагающийся труп.

Иудеи также воспринимали Иисуса предвзято, очень предвзято. Индуисты предвзято воспринимали Будду. Теперь же на нас смотрят так же предвзято. И кто они такие, чтобы расследовать? Почему они должны беспокоиться об этом? И не только иудеи беспокоятся, беспокоятся также мусульмане, джайны, буддисты, парсы, сикхи. Все установленные религии беспокоятся, потому что я отнимаю у них их сынов и дочерей, и они боятся: «Что случится с их традицией?»

Традиция принадлежит прошлому. Духовность не имеет традиции, она не может ее иметь. Это противоречит главному закону существования. У традиции нет души, как она может иметь духовность? Наука - это традиция, потому что она зависит от прошлого. Если бы не было Ньютона, не было Эдисона, не было Рузерфорда, не мог бы быть Альберт Эйнштейн. Альберт Эйнштейн стоял на плечах этих гигантов прошлого. Если бы не было Ньютона, Альберт Эйнштейн бы просто упал на землю. Он не может стоять самостоятельно. Именно это означает традиция. Это континиум, последовательность. Если нет одного звена, цепь рвется.

Но религия - это не традиция, духовность - это не традиция. Если бы не было Кришны, я бы все равно мог быть, это не имеет значения. Я не стою на плечах Будды, Кришны или Иисуса. Я стою на собственных ногах, точно также, как они стояли на собственных ногах.

Будда отрицал Веды, это была традиция индуизма. Он отверг ее полностью. Он был совершенно против индуистских писаний. Любой человек понимания вынужден быть против писаний. Потому что истину нельзя вместить в писания, истину нельзя выразить словами. А что могут иметь писания? Только слова, теории, гипотезы, предположения. Будда сказал: «Избавьтесь от всех писаний, если хотите познать истину». Естественно индуистские проповедники были против него. Будда не стоял на плечах предыдущих гигантов, на самом деле, он отрицал их. Он говорил: «Избавьтесь от них, и лишь тогда вы можете обрести свою собственную душу». В этом красота религии.

Наука заимствованная, это просто информация, а информация должна приходить от других. Именно поэтому науке можно обучаться в школах, в университетах, колледжах. Но религии нельзя научить, ее нельзя поймать. Она подобна инфекции, когда вы с Буддой, вы можете заразиться, если вы не сопротивляетесь, если вы не слишком на стороже.

Если вы остаетесь чувствительными с Иисусом, с Заратустрой, с Лао Цзы, что-то из их бытия может проникнуть в вас. Бытие мастера может перейти в бытие ученика. Наступает такое мгновение, в которое мастер и ученик начинают растворяться друг в друге. Это такое мгновение, в которое происходит нечто удивительное. Это не информация, это преображение.

Поэтому религия - это не традиция, это контакт от сердца сердцу. Это любовь. Христианство умерло вместе с Иисусом, тех пор остался лишь культ.

Члены этого культа в Голландии пытаются вопрошать о религии. Когда я буду мертв, это будет культ, но пока я жив - это религия. Религия означает то, что это еще живой опыт, в то время как культ означает мертвый труп, биение сердца остановилось. Они выглядят одинаково, но они больше не одинаковые. Это только концепция, философия, жизнь покинула культ. Это только клетка, может быть золотая клетка, но птичка в ней мертва. Птица больше не живая. Она больше не будет петь, вы можете услышать ее пение только посредством магнитофонной записи. Именно этим занимаются священники, они просто включают эти записи. Они продолжают повторять.

Ницше совершенно прав, когда говорит, что первый и последний христианин умер на кресте две тысячи лет назад: первый и последний христианин. Будда был первым и последним буддистом. После него остались лишь отпечатки его стоп на песке времени. Вы можете продолжать поклоняться.

Поэтому, Никетана, скажи этим глупцам: Вы - это культ, а мы - это религия». И создай культ по расследованию их деятельности, потому что только мои саньясин могут быть беспристрастными. Здесь присутствую и христиане, и индуисты, и мусульмане, и парсы, и буддисты, и и джайны в моих саньясинов втекают все реки, встречаются и растворяются. Это океан! Только мои саньясины могут быть беспристрастными. Как эти христиане могут быть беспристрастными? Они уже показали свое лицо, они утверждают, что они - это христиане. Они уже решили для себя, что Иисус прав, что христианская догма права, что все, что противоречит ей ошибается. Как же они могут не предвзято расследовать? Это возможно лишь в том случае, если нет предварительных предположений, выводов.

Поэтому ты можешь, Никетана, создать свой комитет по исследованию, для того, что посмотреть на то, что сделало христианство за две тысячи лет. Они совершили все преступления которые только возможно: убийства, изнасилования, поджоги. Эти так называемые религиозные люди совершили все преступления, которые только возможны. На самом деле, они оказались самым большим небсчастьем для человечества.

Будьте напористыми! Отбросьте все идеи о том, чтобы защищаться! Но ты все еще говоришь в терминах защиты.

Ты говоришь:

«Кажется, наступило такое время, когда нам нужно меньше приспосабливаться, делать меньше компромиссов, и меньше защищаться».

Больше защищаться или меньше, больше или меньше приспосабливаться, вопрос лишь в количестве. Это не означает перемены вашего видения, вашей перспективы. Измените всю перспективу. Вопрос не в том, чтобы делать это больше или меньше. Вы должны просто перестать защищаться. И не бросайтесь в другую крайность: не становитесь агрессивными, будьте напористыми. Откройте ваше сердце, говорите то, что чувствуете, и объясняйте все людям именно так, как чувствуете.

Ты говоришь:

«И сейчас наступил такой миг, что если мы будем продолжать в том же духе, нам придется отрицать наш внутренний опыт».

Никогда не предавайте своего внутреннего опыта. Если вы предаете его, значит вы совершаете самоубийство. Человек, который уничтожает себя физически, не совершает самоубийства по настоящему. Он примет новое тело, вот и все, новое тело. Но человек, который выступает против своего внутреннего опыта, совершает намного более глубокое самоубийство, он уничтожает свою душу. Лучше страдать, это так прекрасно: страдать на духовном пути к истине. Даже смерть на пути к истине несет в себе определенную красоту.

И эти правительства будут делать то же самое повсюду. Это будет происходить на всей земле. Потому что теперь мои саньясины практически повсюду, во всем мире. Раньше или позже одна и та же трудность возникнет повсюду. В германии правительство также назначило комитет, теперь в Голландии, вскоре такой же комитет будет создан в Италии. И т. д. Так всегда происходило.

Люди не могут принять истину, потому что живут в такой удобной лжи. Принять истину - это значит разрушить все удобство, которое они создали вокруг себя. Это удобно и уютно, и они вложили столько энергии в это. Это превратилось в их задачу жизни. И никто не хочет, чтобы эта задача была уничтожена. Никто не хочет, чтобы ему сказали, что все это только сказка: «Ты просто обманываешь себя. Выйди из этого обмана!» А массы, наслоения ума, психология толпы не имеют в себе достаточно духа для того, чтобы выбраться из этой прекрасной лжи. Поэтому единственный способ, который у них остался - это уничтожить истину.

Именно поэтому Иисус был распят, Сократ был отравлен, Шармад был обезглавлен. Но я не думаю, что это уничтожили хоть что-нибудь. Распятие Христа сделало его одним из самых важных символов выражения истины на земле. Настолько, что теперь мы уже думаем, что история была разделена его именем: до Христа и после Христа. Как будто бы история начала двигаться по другой дороге после того, как его распяли. Это крест, на котором его распяли, разделил всю историю. До Христа - означает то, что люди еще не осознавали, они не были бдительными к истинной религии. После Христа что-то случилось, что-то такое важное, что человечество предприняло новый шаг, поднялось выше по сравнению с тем местом, на котором находилось до этого. То же самое происходит с каждым просветленным.

Поэтому, Никетана, измени полностью отношение. Тебе совершенно не нужно защищаться. Но позволь мне напомнить тебе еще раз, потому что ум движется в противоположности. Я не говорю тебе, чтобы ты была агрессивна, не говорю тебе, чтобы ты была насильственна. Я говорю тебе, чтобы т была просто посередине, в точности посередине, чтобы ты не защищалась и не была агрессивной, но чтобы ты была напористой. Чтобы ты стояла обнаженной на солнце, под дождем, на ветру и чтобы ты говорила миру что такое саньяса.

Вопрос:

Ошо, я только что осознал, что смеюсь над некоторыми из ваших шуток из-за того, что у меня еще сохранилась старая христианская мораль, согласно которой святой человек никогда не должен говорить таких матерных слов, как трахаться, или дерьмо. Но нужно оставить хотя бы эту возможность святым. Мене нравится этот обжигающий смех, поэтому мне хочется попросить вас, не могли бы вы поделиться с нами еще одной шуткой?

Это единственное, чего будет не хватать, если все эти церкви, моралисты, пуритане со всем своим отношением исчезнут с земли. Это единственное, чего будет не хватать, шуток, потому что шуткам нужна какая-то подоплека. Если не будет папы, шуток про папу не будет, потому что основание для этого - это самое главное.

В тот день, в который вы не сможете видеть звезды, помните о том, что они есть. Просто утром их не видно. Они не похожи на капли росы, которые испаряются на солнце без следа. Есть солнца, которые в миллионы раз больше нашего солнца. Эти звезды выглядят такими маленькими просто из-за того, что они так далеко. На самом деле, наше солнце - это достаточно посредственное солнце, есть солнца гораздо больше нашего. Они не исчезают, но при свете вы просто не можете их видеть. Потому что исчезает фон. Этим фоном становится тьма ночи, когда эта тьма ночи приходит снова, мы можем снова видеть звезды на небе.

Поэтому это чувствую и я, когда эти глупцы исчезнут, папы, айталлы, имами, шанкарачарьи, и всех этих глупостей не будет больше, мы потеряем одно, мы потеряем шутки. Самые лучшие шутки возникают вокруг священников, рави, пап. Ты прав, Давид, когда говоришь:

«Я только что осознал, что смеюсь над некоторыми из ваших шуток из-за того, что у меня еще сохранилась старая христианская мораль»

Не некоторые, а все!

Ты говоришь:

«Святой человек никогда не должен говорить таких матерных слов, как трахаться, или дерьмо».

Это правда, но я не святой! Мне бы не хотелось, чтобы меня относили к категории святого человека. Я не хочу в одном ряду находиться с этими людьми с удлиненными лицами, с этими постными томатами, со всем этим вздором. У них в голове есть только одна мысль: «Я более святой, чем ты». Именно по этой причине они не могут использовать этих слов, иначе бы эти слова использовались ими с удовольствием. Они не могу пользоваться ими, но эти слова в них присутствуют.

В Южно Калифорнийской христианской школе для детей из бедных семей одного ребенка звали Иисус Христос Гонсалис. Во время подготовки к визиту Кардинала О Брайена одна монахиня начала репетировать с мальчиком: «Меня зовут Гонсалес и я собираюсь написать слово роза». Так монахиня учила его не называть своего имени полностью.

Когда Кардинал приехал, мальчик поднялся и сказал: «Меня зовут Гонсалес и я собираюсь написать слово хризантема».

Удивленная монахиня отметила: «Иисус, но ты не умеешь писать слово хризантема».

Кардинал воскликнул: «Черт возьми! Да пусть оба пишут, если им так хочется!»

Они такие же люди, как и вы, просто они прячутся за маски.

Я слышал:

Папа, возможно, этот польский папа, прогуливался утром с раби. Раби споткнулся о камень, поранил себе ногу и сказал: «Дерьмо!»

Папа сказал ему: «Это не правильно. Бог повсюду и может услышать тебя».

Они прошли еще немного, и снова раби споткнулся и произнес: «Дерьмо!»

Папа сказал: «Достаточно, хватит! Бог накажет тебя».

И после того, как то же самое произошло в третий раз, в небе раздался гром, сверкнула молния, которая убила насмерть Папу, после чего кто-то в небесах произнес: «Дерьмо, я промахнулся!»

Нет ничего плохого в этих словах, даже Бог пользуется ими. Я не знаю насчет ваших святых, я знаю только про Бога, а кого волнуют ваши святые? Давид, ты англичанин или кто-то другой?

Судья: «Вас обвиняют в том, что вы занимались любовью с трупом в пустыне».

Пьяница: «Кто я, мистер судья?»

Судья: «Да, вы!»

Пьяница: «Но эта женщина, ик, эта женщина, ик, эта женщина, разве она была мертвая?»

Судья: «вы что, пытаетесь сказать мне, что не знали об этом?»

Пьяница: «Клянусь Богом, судья, ваша честь, сер, я, ик, не знал. Я думал... она была англичанкой!»

Ты говоришь: «Святой человек никогда не должен говорить таких матерных слов, как трахаться, или дерьмо».

Тогда после меня тебе придется изменить определение святого человека.

Один индус, наш друг, написал, его зовут Курешу, он говорит:

«Ошо, то, что вы говорите между шутками, это прекрасно, религиозно, духовно, но шутки подрывают ваш авторитет в глазах общественности. В конце концов, какова цель всех этих шуток?»

Курешу, именно в этом и заключается цель: разрушить образ! Мне бы не хотелось быть известным как святой. Именно в этом и заключается цель. И меня совершенно не волнует, что другие думают обо мне, я не политик. Только политики волнуются об этом, они постоянно думают об этом, о том, что другие думают о них, потому что они зависят от других, от голосов других людей. Я же не завишу ни от чьего голоса, ни т чьего мнения. Я просто такой как есть. Почему меня должно волновать это?

Само беспокойство об имидже эгоистично, но ваши святые беспокоятся об этом, я знаю это. Я знал всех ваших святых: индуистов, мусульман, христиан, сикхов, джайнов, буддистов. Я сталкивался со всеми вашими так называемыми святыми. Они намного более политичные, чем ваши политики, потому что сама эта мысль о том, что другие думают о вас, сама мысль о том, как сохранить уважение в обществе, полна политики. Это есть ни что иное, как эго.

Я не хочу чтобы меня уважали. Вы можете либо любить меня, либо нет, но уважение меня совершенно не волнует. Уважение и желание обрести уважение - эгоистичны. Поэтому те, кто любит меня, будут меня любить таким как есть. Я не собираюсь делать компромиссов, не собираюсь приспосабливаться. И я могу приспособиться так легко. Если я не буду пользоваться этими словами: дерьмо и трахаться, меня начнут считать святым. Вы видите, как дешево это дается! Но меня не интересует такая дешевая святость. Если я святой, все что я говорю свято. Если я не святой, я могу продолжать воспевать Гиту и Коран, и Веды, но я не буду святым, я буду просто попугаем.

Меня совершенно не интересуют зеркала. Я знаю свое изначальное лицо, а изначальное лицо постигается не благодаря зеркалу. Мнение окружающих - это только зеркало.

Курешу, должно быть, беспокоится о моем имидже. Он говорит: «Это наносит урон вашему имиджу». Но что плохого в том, чтобы поставить все вверх дном? Именно для этого существует ширшасана, стойка на голове. И что касается меня, я знаю, что это вы перевернуты, поэтому когда вы видите меня перевернутым, это просто означает, что я стою на двух ногах, а вы стоите на голове!

Есть такая история:

Однажды осел отправился встретиться с пандитом Джавахарлалом Неру, когда тот был премьер министром. Охранник был на страже, и как обычно это бывает - храпел. И когда осел вошел, он открыл один глаз и сказал себе: «Это всего лишь осел он не может быть шпионом, он не может убить премьер министра, он не может принести с собой оружие, значит беспокоиться не о чем. Осел - это осел, пусть идет. Что он может сделать? Самое большее, он может съесть немного травы где-нибудь». Поэтому он закрыл глаз и снова начал храпеть.

Пандит Двахарлал Неру очень сильно интересовался ширшасаной, стойкой на голове, поэтому рано утром он выполнял эту стойку на коврике. Осел подошел к нему близко, посмотрел на него и сказал: «Пандитаджи, почему ты стоишь вверх головой?» Но он вскочил на ноги в тот миг, в который понял, что осел говорит человеческим голосом. Он спросил: «Я не ослышался? Ты на самом деле, заговорил?»

Осел сказал: «Не расстраивайся, я просто осел, я просто научился искусству писать и читать. У меня много свободного времени, и я просто не знаю чем заняться, поэтому я читаю газеты. Не расстраивайся!»

Джавахарлал расслабился и произнес: «Я не расстраиваюсь, потому что я видел много говорящих ослов в своей жизни. На самом деле, ко мне не приходит больше никто разговаривать, кроме говорящих ослов!»

Но Джавахарлал подумал, что осел стоит вверх ногами. Он совершенно забыл о том, что он сам стоит вверх ногами.

Все человечество стоит вверх ногами, но из-за того, что все стоят верх ногами, если кто-то пытается встать на ноги, выглядит перевернутым, оказывается в меньшинстве.

Курешу спрашивает по дружески... Он, должно быть, любит меня, поэтому он беспокоится. Он спрашивает:

«Ошо, то, что вы говорите между шутками, это прекрасно, религиозно, духовно, но шутки подрывают ваш авторитет в глазах общественности. В конце концов, какова цель всех этих шуток?»

Мне так не кажется, это в действительности дерьмо. Лишь шутки прекрасны, религиозны, духовны. Но мы не можем понять этого. Я же не могу согласиться с тобой, потому что ты совершенно бессознателен, а ты не можешь со мной согласиться из-за того, что я совершенно сознателен. Мы живем в совершенно разных измерениях.

Он спрашивает: «Какова цель всех этих шуток?»

Я также спрашиваю: «Какова цель всех этих религиозных и духовных бесед, которые мы проводим?» Просто старая привычка, так мне кажется. Иначе смысла бы не было. И раньше или позже вы увидите, я начну говорить только шутки.

Его подоплека - индуизм, мусульманство, а люди думают согласно своей подоплеке.

Мистер Бете сначала представил свою жену президенту Линкольну. Потом он представил своего сына и сказал: «Мне бы хотелось, чтобы вы встретились с моим сыном, мастером Бетсом».

Президент Линкольн ответил: «Да? Мне так жаль слышать это!»

Люди слышал согласно тому, к чему привыкли. Теперь Курешу слышит согласно индуистской подоплеке. Иначе он бы легко относился к тому, что я говорю. Я говорю эти шутки лишь для того, чтобы внести немного юмора в религию. Религии не хватает юмора настолько, что Уэлс сказал, что религию основал человек, у которого не было совершенно чувства юмора. Мне хочется доказать, что он ошибался, чтобы позже никто не мог сказать это.

Причем чувство юмора имеет свою собственную духовность. Если вы не можете смеяться, вы не можете понять жизнь. Если вы не можете смеяться, вы не можете быть открытыми. Смех открывает вас к существованию. Когда вы не смеетесь, когда вы печальны и серьезны, вы закрыты. Ваши двери, ваши окна закрыты. Когда вы смеетесь, от всего сердца, все ваши чувства действуют оптимально. Вы чувствуете, как жизнь входит в вас, прикасается к вашим глубинам.

Но Курешу беспокоится, потому что он думает, что шутки иногда грязные. Мысль о загрязненности приходит из-за ваших объяснений, иначе чему быть грязным? Если вы думаете о том, что секс грязный, тогда любая шутка, которая включает в себя сексуальность, становится грязной. Именно ваши мысли делают ее такой. Для меня секс такой же священный, как и все остальное, для меня вся жизнь божественна. И эти так называемые святые всегда говорили вам, что вся жизнь божественна, но, кажется, они имеют в виду что-то другое. А я имею в виду именно это!

Ежегодные соревнования по шуткам пять лет подряд выигрывал один и тот же человек, Раби Кохен из Бруклина. Каждый год он участвовал в соревнованиях и через четыре недели получал чек, в качестве главного приза от учредителя этих соревнований, которым был один известный журнал. В этом году прошло, однако, два месяца с тех пор, как он участвовал в соревнованиях, но он ничего не услышал. Он немного беспокоился из-за того, что чек мог потеряться на почте, поэтому он позвонил редактору и спросил его о том, что случилось с его выигрышем.

«Ужасно сожалею, Аве, - ответил ему с симпатией редактор, -но к нашему удивлению, в этом году вы заняли лишь второе место».

«Я не верю в это, - заревел Кохен, - мои шутки всегда побеждали. Кто же, черт возьми, смог победить меня?»

«Один молодой парень из Индии, которого зовут Ошо», - так ему ответил редактор.

«Послушайте, - сказал Кохен, - мне трудно в это поверить, мне трудно поверить в то, что кто-то смог шутить лучше меня. Вы, должно быть, совершили ошибку. Но позвольте мне услышать его шутки, и тогда я пойму так это или нет».

Редактор сомневался: «Сожалею, Аве, но эта шутка такая смешная, что я даже не решаюсь сказать ее по телефону. Она действительно очень смешная!»

Кохен настаивал: «Если вы не хотите даже дать мне возможность услышать ее, я могу предать огласке свои сомнения по поводу принятого вами решения».

Редактор подумал еще мгновение и решился: «Я скажу вам, но немного отредактирую. Я немного изменю ее, чтобы она была более приемлема, и вы используйте воображение для того, чтобы заполнить паузы. Там, где шутка становится особенно вульгарной, я буду использовать фразу ла ди да». Кохен согласился с энтузиазмом и редактор начал: «Готовы? Хорошо, вот она: ла ди да Ди да ди да, ла ди да ди да ди да... дец!»