Советский период рабочих и колхозниц

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Советский период рабочих и колхозниц

Ей жить бы хотелось иначе,

Носить драгоценный наряд…

Но кони – все скачут и скачут,

А избы – горят и горят.

Наум Коржавин

Анекдот в тему

Явно нерусская женщина смотрела на горящую избу, когда ее сбил конь.

Патриархальные восприятие женственности и женскости (или по-научному – феминности), сильно разбавленное декадансом[8] конца ХIХ – начала ХХ века, затем раздробилось, рассыпалось под ударом революционного молота 1917–1918 гг. Стереотипы женственности «поплыли» под воздействием идеологии. Это коснулось не только нашей страны.

Декаданс 20-х годов ХХ века вбил острый клин в самосознание женщины, нанеся серьезный ущерб ее созидающей функции. Речь здесь идет не только и не столько о биологической функции – собственно деторождении, – но в первую очередь о ее жизнетворящей энергии, о создании жизнеутверждающего пространства Любви – позитивного творческого пространства.

Ощущение лжесвободы привело к тому, что российская женщина стала экспериментировать с собой, со своей сущностью, с любовью, осваивая ее физическую сторону, в моду вошли творческие вечера поэтов-декадентов, часто заканчивающиеся пьянками, наркотиками и коллективными оргиями. Это была попытка вырваться за рамки давящей условности, но без понимания, глубокого осознания своей роли – создания пространства Любви, сублимации (перенаправления) своей природной энергии, использования архетипической силы.

В этом смысле революция только расшатала маятник инициации (посвящение в какую-то группу, приобретение более высокого статуса, принадлежность чему-то особенному), в очередной раз доводя процесс познания своей физиологической ипостаси до абсурда. Постулирование свободных связей и разгуливание голышом по улицам города в начале 20-х гг. ХХ столетия тоже не способствовало росту духовного самосознания[9].

После революционного брожения сформировалось 2 типа женской телесности, 2 образа женщины: «рабочее–?крестьянский» и «аристократический»[10].

Оба этих типа можно обнаружить во всех направлениях культуры того времени: от газет и журналов до образов любимых кинематографических героинь. Хрупкие, худенькие женщины с немного по-мальчишески плоскими фигурками, большими глазами и ярко накрашенными губами напоминали западных кинозвезд и являлись образцами для подражания и предметом тайной зависти для юных строительниц коммунизма. Тогда как половая невыраженность «рабоче-крестьянского» типа, грубые черты, общая подчеркнутая неухоженность и мужиковатость не вызывали желания подражать, однако, к сожалению, проронили семена в дальнейшее формирование образа русской женщины. Это – почти некрасовская большегрудая баба, которая «коня на скаку остановит», но уже лишенная половых черт. Именно ему мы обязаны тем, что «кони все скачут и скачут, а избы горят и горят».

ОБРАЗ ЭТОТ И ПО СЕЙ ДЕНЬ ЖИВЕТ В РУССКОЙ ЖЕНЩИНЕ, ГОНИТ ЕЕ КЛАСТЬ ШПАЛЫ, ТАСКАТЬ АРМАТУРУ, ДЕЛАТЬ РЕМОНТ И БЫТЬ В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕ. МНОГИМ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО ПРОЯВЛЕНИЕ ЖЕНСКОЙ СИЛЫ СПАСАЕТ ЖЕНЩИНУ В ТЯЖЕЛЫЕ ДЛЯ НЕЕ ВРЕМЕНА. А ВЫ КАК ДУМАЕТЕ?