Зависимость первая. Жизнь за аплодисменты

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Зависимость первая. Жизнь за аплодисменты

Девочка Маша с самого нежного возраста обожала быть в центре внимания. Когда к родителям приходили гости, Маша, сидевшая в манеже, с грохотом выбрасывала оттуда игрушки, а когда стала старше, научилась взбираться на табуретку и громко читать стихи. Одним словом, внимание публики для Маши было таким естественным, что она была уверена, что именно ради этого и стоит жить на свете. Она участвовала в любых концертах и конкурсах — в школе, в лагере, в городском парке. И вот как-то раз в детском парке состоялся очередной конкурс. Девочка Маша, которой было тогда лет восемь, по привычке вылезла на сцену, но вдруг оказалось, что дети в ее возрасте умеют делать совершенно недоступные для нее вещи: играть на скрипке, садиться на шпагат и жонглировать шариками. И ей аплодировали совсем не так, как она хотела. Что, в общем, понятно: Маша же никак специально не готовилась и не упражнялась, она просто привыкла «идти по жизни смеясь» и рассчитывать на восхищение. И тогда она впервые расстроилась. Открытка в качестве утешительного приза — это было не то, что она намеревалась получить от жизни.

Оставшись без оваций и восторгов, Маша впервые задумалась над тем, что, оказывается, внимание людей — это то, над чем надо специально работать. Оказывается, есть особые навыки, умения, которыми ты должен овладеть лучше, чем другие, чтобы тебя заметили. Задумавшись, она спросила маму: «Почему так случилось?» Мама сказала: «Потому что ты не знаешь никаких танцев, потому что ты читаешь обычные стихотворения из учебника, которые знает любой твой одноклассник. Надо работать, если ты хочешь всерьез добиться успеха и стать лучше других». И вся дальнейшая жизнь Маши превратилась в «жизнь за аплодисменты». В школе она видела: есть дети, которые учатся просто потому, что им нравится учиться. Есть дети, которые учатся, чтобы получать хорошие оценки и потом поступить в институт. Есть дети, которые учатся, чтобы опередить других, — они соревнуются. Маша же все свое пребывание в школе посвятила борьбе за похвалу. Ей даже неважно было, какую оценку ей поставят, ей важно было вызвать восхищение и восторг. Например, урок английского языка превращался в шоу, где Маша не просто учила текст по теме «кухня», а приносила поварской колпак и сшитый самостоятельно фартук, надевала это на себя, привлекала всеобщее внимание. В том числе и учителя английского языка, который восхищенно говорил, что Маша — самая талантливая девочка в классе, которая творчески подходит к делу. На уроке труда у Маши не так хорошо все получалось, все ее попытки приукрасить занятие упирались в требование педантичной учительницы труда делать «как положено», а не так, как хочется. Тогда она стала получать аплодисменты за счет того, что яростно спорила с учительницей, доказывая, что изучаемые в классе фасоны и рецепты устарели, что в модных и кулинарных журналах сейчас совсем другие тенденции. Она всячески отстаивала право на собственное мнение, прослыла вольнодумкой и законодательницей мод местного масштаба и вызывала восхищенные взгляды девочек, которые не могли и рта раскрыть в ее присутствии. Правда, учительница считала, что Маша — отвратительное создание, которое не только плохо усваивает ее предмет, но еще и другим мешает. Другой портрет, согласны?

Учительница литературы очень любила Машу и посылала ее всегда на конкурсы чтецов. А например, математичка никак не могла заставить ее участвовать в олимпиадах, хотя Маша хорошо училась, потому что Маша знала, что за олимпиаду никто не хлопает, работы сдаются под номерами, да и не настолько она знает математику, чтобы победить. Номером пятым, третьим и даже вторым она быть не собиралась. Таким образом, к моменту окончания школы Маша подошла с убеждением, что имеет смысл выбирать только ту область деятельности, где есть аплодисменты. Об артистической карьере в то время речь не шла, и она пошла в обычный инженерный вуз на экономическую специальность. Дело было в 1980-х годах, и очень быстро Маша стала расти по комсомольской линии: выступать на собраниях, говорить ярко, срывать аплодисменты. Она добилась того, что многие смутно припоминали, на каком курсе она учится и какой специальностью овладевает, но четко помнили ее фамилию и соотносили ее с внешностью активистки.

Когда пришла перестройка, комсомол исчез как таковой, но зато в изобилии появились другие политические движения, бурлили митинги, проходили выборы. Когда ее близкие спрашивали: «А ты что, действительно считаешь, что у этого лидера большое будущее?», она отвечала: «Да какая разница? Мне нравится сам процесс». К телекарьере она осталась равнодушна: там не было аудитории, а были только оператор с осветителем и режиссер, который обходился с ней так, как будто она неодушевленный предмет. Она умом понимала, что реальная аудитория на телевидении у нее была бы в сто раз больше, но ничего не могла с собой поделать. Ей нужна была живая энергия толпы. Мама смеялась над ней: «Ты что, в вампира превратилась? Питаешься энергией аудитории?» Маша, конечно, отшучивалась. До тех пор пока не вышла замуж за очень яркого человека, не ушла в декрет и не засела дома. А потом у нее началась жуткая «ломка». Ее счастье, любимый человек, дом — полная чаша, любимый ребенок не могли заменить ей внимание публики. Она почувствовала, что ее лишили пищи и воздуха, ей нечем стало дышать в четырех стенах. Сначала она пыталась разыгрывать сцены перед мужем, но не вызвала ожидаемой реакции и уж подавно аплодисментов. Гуляя с ребенком, она выступала перед мамашками, но это тоже не возымело никакого эффекта, те пожимали плечами и расходились варить кашу.

Маша в самом деле начала болеть: она похудела, у нее пропало молоко. Но как только у нее пропало молоко, ее озарила идея. Пропажу молока она связала с плохой экологией района и развернула целую кампанию за ее улучшение. Она писала обращения, ходила по подъездам и собирала подписи, приводила себя в пример, нашла сочувствующих, которые стали соратниками, и… стала популярной в итоге! Ее стали узнавать в префектуре и здороваться с ней в детской поликлинике. От чего она быстро выздоровела. От депрессии не осталось и следа, глаза заблестели, а вслед за проблемой экологии замаячила проблема нехватки муниципальных детских садов в округе.

Наш конкретный пример зависимости начался с того, что милая девочка любила общаться. Но дальше она «подсела» на один из самых жестких наркотиков. Ведь она не добивалась результата, не переживала за само дело, ей нужен был порыв, вдохновение — сам момент энергетического обмена с аудиторией. И я не удивлюсь, если увижу ее в следующий раз на трибуне съезда партии, отстаивающей прямо противоположные взгляды, допустим, поддерживающей проект строительства атомной станции. Или же она откроет свое собственное общественное движение. Я не удивлюсь, потому что ей не важен смысл — ей нужен процесс. Впрочем, вывода из этой истории я никакого делать не буду, потому что Маше хорошо. Она себя нашла.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.