Глава 19

Глава 19

Прибыв на родину Лао-цзы, четверо братьев по Дао увидели небольшой храм, в восьмиугольном внутреннем дворике которого располагались девять источников. Внутри храма возвышалась каменная глыба, на которой была высечена легенда о рождении Лао-цзы. Она гласила, что во времена дистании Шан[21] в местности Фу была деревня, жители которой славились искусством предсказания. Они жили простой жизнью отшельников, не искали богатства и славы и не участвовали в политических или военных затеях. Среди жителей деревни была девушка девятнадцати лет, известная своим умом и мудростью. В один прекрасный летний день она отдыхала под большим деревом, плоды которого в тот год были необычайно большими и красными. День был жаркий, и, желая утолить жажду, девушка съела один из плодов. Плод этот был необычный: очень яркий, он словно светился изнутри. Спустя несколько дней девушка обнаружила, что беременна. Местные жители обратились к предсказателям, и те объявили, что вскоре на свет должен появиться величайший мудрец. При этом они сказали, что дитя родится в тот год, месяц, день и час, когда небесные тела находятся в определенном положении, возвещающем приход мудреца. Жители несколько раз вычисляли положение планет, и всякий раз оказывалось, что эта дата будет не раньше чем через восемьдесят один год с момента зачатия. Все так и вышло. К моменту родов девушке было уже больше ста лет, но все эти годы она была невосприимчива к холоду и жаре, не чувствовала голода и жажды и ни разу не болела.

Легенды гласят, что в назначенный день и час Лао-цзы вывалился из утробы своей матери, и в тот момент, когда он коснулся земли, удар грома потряс небо. У ребенка были белые волосы, и сразу же после рождения он мог ходить и разговаривать. Он сделал семь шагов вперед, затем три шага назад и сказал:

— На Небе и Земле я буду известен как Древний Старец.

И в тот же момент с неба послышалась музыка, а воздух наполнился благоуханием цветов. Феи танцевали на разноцветных облаках, и девять драконов приветствовали Лао-цзы девятью струями воды. Говорят, что там, где эти струи упали на землю, появились девять источников, вода в которых не пересыхает даже во времена засухи. Лао-цзы взял фамилию Ли, потому что он появился на свет от плода дерева ли. А из-за белоснежных волос он стал известен как Лао-цзы, что означает «Старый Мудрец».

Тронутые окружающей обстановкой и историей рождения Лао-цзы, ученики сказали друг другу:

— Все эти годы мы культивировали Дао, а ведь своими знаниями мы обязаны Древнему Старцу Пусть здесь, на родине Лао-цзы, каждый продекламирует несколько строк, пришедших в его сердце, в которых отразит то, что постиг за эти годы.

Первым зачитал свои стихи Хао Тайгу:

Звезды полярной луч, как меч,

Сияет мудростью холодной.

И сонм голодных монстров,

Что сердце мне терзал,

Иллюзией пустою соблазняя,

Уж крепко связан.

В полуночной тиши

На коврике плетеном

Дракон и тигр сплелись

В смертельной схватке.

И девять обращений

Пилюля Золотая совершит,

Все возвратив к Истоку.

Следующим был Ван Юйян:

Путь древности, что не имеет цели,

Постигнуть можно, лишь

Бессмертным став,

Приотвори к Первопричине двери,

Тепло и холод в животе собрав.

Кролик нефритовый, ворон златой,

Встреча в назначенный час состоится,

Тигр зарычит, и дракон пробудится —

Ты, как и прежде, опять молодой.

Дальше была очередь Тань Чанчжэня:

Путь Дао беспределен, но его

Голодных духов и чудовищ мерзких

Бесчисленная шайка охраняет.

И тянут свои страшные ручищи,

Чтоб истинное пламя вмиг погасло.

Пробейся кулаком железным

Сквозь миражи пустых иллюзий.

И лишь тогда победоносным рыком

Дракон и тигр ознаменуют

Твое преодоленье тлена.

И последним зачитал свои строки Лю Чаншэн:

Слова, что сказаны, лишь сердце охлаждают.

И каждый умник вновь умом своим обхманут будет.

К чему вся эта болтовня о тиграх и драконах?

Когда ученики таким образом выразили друг другу свое понимание Дао, Ван Юйян обратился к Лю Чаншэну:

— Послушай, брат, мы трое говорили о продвижении в практике и неизменном успехе, а ты же намекаешь на неудачу. Странно, почему ты позволяешь негативному настрою преобладать в твоем сознании?

Но в разговор вмешался Тань Чанчжэнь:

— В его словах есть мудрость. Ведь это важно — знать, что же тебя расхолаживает, и понимать ловушки собственного ума. И хотя тайна Дао не выражена явно, она заключена в значении его слов. А успех и неудача находятся в твоей голове, брат, а не в его словах.

— Что-то ты недоговариваешь, брат, — подмигнув Ван Юйяну, сказал Хао Тайгу.

— Ну ладно, так и быть, — рассмеявшись, ответил Тань Чанчжэнь, — Наш брат Лю Чаншэн видел сон, в котором он встречался с Небесной Императрицей. Он не смог скрыть своего восхищения фрейлинами Императрицы и украдкой косился на них. Заметив это, Императрица рассердилась и приказала ему возвращаться на землю и продолжать культивацию для полного растворения оставшихся страстей. Я рассказал брату историю о мудреце Ху Сян-яне, и Лю Чаншэн решил, что он должен отправиться в публичный дом, чтобы культивировать свое сердце и очистить его от сексуальных желаний.

— Вот это да! — воскликнул Ван Юйян. — Но зачем идти в публичный дом? А как же старый добрый совет «смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать»?

— Да, или «забудь себя, забудь других — и все желания растворятся»? — весело поддакнул Хао Тайгу.

— Это все, конечно, хорошо, — хмуро ответил Лю Чаншэн, — но эти методы подходят лишь людям с незаурядными способностями. А я боюсь, что не смогу изменить себя лишь одной силой воли. Так что мне придется подвергнуть себя всему тому, что происходит в борделях, чтобы наконец покончить с иллюзиями сексуальных привязанностей и страстей.

Ван Юйян переглянулся с Хао Тайгу и сказал:

— Многие люди искали методы растворения сексуальных желаний, но я никогда не слышал, чтобы для этого шли в публичный дом.

— Методы — это лишь изобретения людей, — поддержал брата Тань Чанчжэнь. — Только упрямец будет держаться за существующие методики, даже если они ему не подходят. А умный человек придумает метод, который для него работает лучше всего. Все, хватит обсуждать это. Брат Лю Чаншэн сделал свой выбор. Предлагаю остановиться здесь на ночлег, а завтра каждый из нас пойдет своей дорогой.

На следующее утро братья сердечно попрощались друг с другом и разошлись. Хао Тайгу пошел дальше на запад, в провинцию Шэньси. Подойдя к горам Хуашань, пораженный непередаваемой игрой света и теней на их сказочных вершинах, он сказал себе: «Когда я нес гроб Учителя, я шел согнувшись и не мог видеть этого чуда! Теперь я знаю, почему многие поколения даосов достигли бессмертия именно здесь». Немного разведав ближайшие горы, Хао Тайгу выбрал особенно понравившееся ему место и решил продолжить практику там. Это был практически вертикальный утес, имевший форму ладони, обращенной пальцами в небо. Внезапно Хао Тайгу пришли на ум последние слова Ван Чунъяна: «Хао Тайгу, тебе придется исходить и восток, и запад, но ты не достигнешь Дао, пока не взберешься на скалистые горы». Хао Тайгу с трудом вскарабкался на вершину утеса и решил вырыть здесь пещеру, чтобы спокойно медитировать. Много времени и сил потратил он, прежде чем выбил в скале углубление, достаточное для того, чтобы в нем поместился человек в позе со скрещенными ногами. Но в день окончания этих титанических трудов невесть откуда появился даосский отшельник и спросил, не может ли Хао Тайгу уступить эту пещеру ему. Пока Хао Тайгу приходил в себя от удивления, чтобы что-то ответить, прибывший залез в готовое убежище и устроился там медитировать. Будучи по натуре человеком добрым и великодушным, Хао Тайгу молча собрал свои немногочисленные пожитки и отправился искать место для новой пещеры. Выбрав особенно удаленное место, он вновь принялся долбить в скале дыру. Но и в этот раз, едва он закончил свой тяжкий труд, к нему подошел другой отшельник и сказал:

— Брат по Дао, уступи мне эту пещеру, чтобы я мог медитировать в мире. Я уже стар, и у меня не так много времени…

— Что ж, располагайтесь, — ответил Хао Тайгу, — и желаю вам достичь скорейшего просветления…

В последующие десять лет Хао Тайгу пробил в утесах гор Хуашань семьдесят две пещеры. И каждый раз, когда, закончив работу, он собирался устроиться в готовом убежище, кто-нибудь просил уступить пещеру ему, и семьдесят два раза Хао Тайгу отдавал то, что стоило ему таких тяжких трудов. В конце концов он заприметил небольшой выступ посередине вертикальной стенки одного очень опасного утеса. «Если я спущусь на этот выступ, — сказал себе Хао Тайгу, — а затем под ним пробью в стене отверстие, то там меня точно никто не найдет и я смогу спокойно заниматься». Он пришел в ближайшую деревню и купил веревок. На обратном пути к нему пристал какой-то человек и стал умолять взять его в ученики. Видя его искренность, Хао Тайгу сказал:

— Хорошо, следуй за мной в горы Хуашань.

Учитель и ученик взобрались на утес, на стенке которого был выступ. Хао Тайгу привязал один конец веревки к дереву и спустился на выступ. Под ним он начал долбить маленькую пещеру, в которой мог бы сидеть один человек. Один раз в день ученик готовил ему еду и спускал вниз в корзине. Каждое утро, едва всходило солнце, Хао Тайгу спускался по веревке на выступ и возвращался только с закатом. Так продолжалось месяцами. Через какое-то время ученик, увидев, что единственное, чем занимается Учитель, это долбит стену, пришел в уныние. «Я попросился к нему в ученики, — думал он, — чтобы изучать искусство Дао и стать Бессмертным. Прошло уже несколько месяцев, а я не узнал ничегошеньки. Все, что я делаю, это готовлю еду и собираю дрова. Похоже, наставлений от него не дождешься. Он, видимо, решил, что нашел мальчика, чтобы готовить и прислуживать!»

И вот как-то утром Хао Тайгу с учеником, как обычно, пришли на утес. Хао Тайгу привязал веревку к дереву и стал спускаться по ней на выступ. Но лишь только он скрылся из виду, повиснув над пропастью, ученик схватил топор и начал рубить веревку, пока та не лопнула. Ученик надеялся, что Хао Тайгу разобьется, упав с высоты нескольких сотен бу[22].

Собрав кое-какие пожитки, ученик начал спускаться с гор. Примерно на середине пути он заметил, что ему навстречу двигается какой-то человек, ловко взбираясь вверх по тропе. На лбу ученика выступил холодный пот: человек был похож на его Учителя. Когда человек приблизился, у ученика подкосились ноги: это действительно был Хао Тайгу. Он смог лишь пролепетать:

— О… Учитель… А где вы были?..

— Да инструменты совсем затупились, — ответил Хао Тайгу, добродушно улыбаясь. — Вот пришлось пойти к кузнецу в ближайшую деревню. А ты почему здесь? Ты же должен ждать меня на утесе.

— А я вас ждал, — трясясь от страха, лепетал ученик. — Но потом хотел спускать вам обед, а вас нет. Так что я решил спуститься с горы и поискать вас.

— Вот и молодец, — сказал Хао Тайгу. — И вообще хорошо, что я тебя встретил. Солнце уже садится, и до темноты вернуться на вершину мы не успеем. А ты, смотрю, даже вещи наши захватил. Очень предусмотрительно! Давай-ка поужинаем и заночуем прямо здесь.

Ночью, ворочаясь с боку на бок и тщетно пытаясь заснуть, ученик думал: «Что же это такое… Он же должен был разбиться, когда я обрубил веревку. Упасть с такой высотищи… Простой смертный не выжил бы после такого падения. И к тому же, как он смог успеть сходить к кузнецу и пройти половину обратного пути за один день? Думаю, он знает, что я обрезал веревку, но притворяется, будто ничего не случилось. Он Бессмертный, тут и говорить не о чем. И уйти от него — значит распрощаться с шансом тоже обрести бессмертие…»

На следующее утро Хао Тайгу и его ученик продолжили взбираться на гору и снова добрались до вершины утеса. Остаток веревки был все так же привязан к дереву. От страха и смущения едва выговаривая слова, ученик сказал:

— Ой, Учитель, смотрите, а веревка-то порвана…

— Не беда! — ответил Хао Тайгу, даже не оборачиваясь. — Нет веревки — так просто спрыгну вниз.

С этими словами он спрыгнул в пропасть с края утеса и исчез.