Глава 22
Глава 22
Цю Чанчунь с тоской взглянул на занесенные снегом окрестности и подумал: «Мой брат, он ведь из богатой семьи. Он, наверное, не привык к таким невзгодам, к голоду и холоду. Я должен пойти и раздобыть ему какой-нибудь еды!» И, стараясь не потревожить медитирующего Ма Даньяна, Цю Чанчунь выскользнул из храма. Все вокруг было занесено снегом. Время от времени со склонов окрестных гор с ужасающим ревом сходили лавины. Тропа, по которой братья пришли сюда, давно исчезла под сугробами высотой в человеческий рост. И, отказавшись от мысли добраться куда-нибудь сквозь эти снежные завалы, Цю Чанчунь уныло вернулся назад в храм. Ничего не оставалось, кроме как ждать, пока весь этот снег растает.
Цю Чанчунь решил скоротать время в медитации. Он уселся на их единственную подушку спиной к Ма Дань-яну и попытался погрузиться в себя. Но не смог: мысли о том, как бы достать еды для Ма Даньяна, не шли у него из головы. Его мысли были настолько сильны и навязчивы, что были услышаны духом-хранителем храма. Видя, в каком бедственном положении оказались два даосских монаха, дух решил им помочь и посетил одного доброго крестьянина, который жил в скромной хижине в соседней долине. Явившись крестьянину во сне, дух сказал:
— Двое странствующих даосских монахов уже третий день сидят без еды, запертые снегом в моей пагоде. А ну, быстренько поднимайся и приготовь им чего-нибудь горяченького.
Старик тут же проснулся, кряхтя, поднялся с лежанки и начал будить свою жену, приговаривая: «Приснится же…» Он пересказал жене свой сон, и та, женщина впечатлительная и верившая во всяких божеств и духов, тут же бросилась на кухню готовить рис с овощами. От всей этой суматохи проснулись сын старика с невесткой, которые, узнав о сне, тут же вызвались идти искать этот полуразрушенный храм, чтобы передать приготовленную пищу монахам. Они действительно нашли заброшенную пагоду и благоговейно поднесли еду Ма Даньяну и Цю Чанчуню. Ма Даньян, не особо интересуясь, как эти люди узнали, что они попали в снежную западню, сердечно поблагодарил пришедших, быстро съел свою порцию и уже собрался было вернуться к медитации, когда Цю Чанчунь с загадочным и многозначительным видом сказал ему:
— Пути Дао неисповедимы. Ночью я все думал, как бы достать еды для тебя, даже медитировать не мог. И вот нам приносят еду…
Блаженное выражение мигом исчезло с лица Ма Дань-яна:
— Ищущие Дао должны забыть о голоде. А ты думаешь только о еде! Ты вообще собираешься чему-нибудь учиться? В общем, с меня достаточно! Мы сейчас простимся и больше никогда не увидимся!
С этими словами он выхватил нож и быстрым ударом рассек их общую подушку для медитаций на две части.
— Вот, это тебе, — сказал он, вручая половину подушки опешившему Цю Чанчуню. — Трудись упорно и блюди себя — тогда все получится. — И быстро вышел из пагоды.
Цю Чанчунь бросился за ним, но Ма Даньян словно испарился. Цю Чанчунь побежал вниз по склону, зовя старшего брата, но лишь горное эхо было ему ответом. Начинало смеркаться. Вдруг Цю Чанчунь увидел в отдалении какой-то силуэт. Решив, что это Ма Даньян, он бросился вдогонку, но, приблизившись, увидел, что это просто дровосек, возвращающийся домой с вязанкой дров на плечах. Цю Чанчунь спросил его, не видел ли он даосского монаха. Но дровосек отвечал:
— Не знаю, я весь день дрова рубил, никого не видел. Кстати, уважаемый, — добавил он, — уже темнеет, скоро выйдут на охоту дикие звери, пойдемте-ка в мою хижину переночуем. А завтра утром продолжите поиски вашего друга.
— Не могу, — ответил Цю Чанчунь, — если я останусь тут на ночь, мне его уже не догнать. Знаете что, не могли бы вы залезть на то дерево и позвать его? Я буду вам благодарен до конца дней!
— Ну, хорошо, так и быть… — отвечал лесоруб после некоторого колебания. И, взобравшись на дерево, он стал кричать: — Даосский мастер! Остановитесь! Даосский мастер! Подождите!
И снова лишь горное эхо протяжно ответило ему.
Ма Даньян же, едва выйдя за порог храма, воспользовался своими магическими способностями, чтобы передвигаться под землей. И вскоре он покинул юго-запад Китая и направился в горы Гао, что в провинции Хунань в Центральном Китае. Там он достиг Дао и оставил царство смертных.
Цю Чанчунь понимал, что с уходом Ма Даньяна из семи учеников Ван Чунъяна он остался один. Помощи ждать больше было неоткуда, приходилось рассчитывать только на себя. Вспоминая слова Ма Даньяна, он твердо решил культивировать пустоту в мыслях, эмоциях и ощущениях. Чтобы всегда помнить об этом, он даже сочинил такое стихотворение:
О, если о воде иль пище
Помыслю я в минуту роковую,
То пусть ужасные болячки
Мой рот покроют.
Пусть истлеет тело,
А кости пусть степные волки лижут,
Коль мысль одна о неге и богатстве
В моем мозгу случайно зародится.
Пустым сосудом
Истины безбрежной,
Что ничего внутри себя не держит,
Пусть буду я.
Цю Чанчунь нацарапал эти стихи на небольшой дощечке и каждый день медитировал перед ней.
Однажды, проходя через какой-то городок, Цю Чанчунь заметил чуть в стороне от дороги большой дом. Он подошел к дверям, постучал и стал звать хозяев, крича, что странствующий монах просит немного пищи. Двери открылись, и молодой слуга выдал Цю Чанчуню миску риса с овощами. Тот уселся прямо тут же на ступенях и принялся было за еду, но в этот момент из дома вышел пожилой господин и забрал миску прямо из рук Цю Чанчуня. Цю Чанчунь не возражал. Он лишь смиренно поклонился человеку и произнес:
— Уважаемый, если я вас чем-то обидел, то, пожалуйста, скажите чем — я извинюсь. Если же нет, то почему вы забрали у меня еду? Может, вы считаете, что я ее не заслуживаю, или вы просто недолюбливаете таких, как я?
Старик рассмеялся и сказал:
— Дело не в том, что я не желаю помочь тебе, а в том, что тебе не суждено получить мою помощь.
— Как это? — переспросил Цю Чанчунь. — Почему это мне не суждено получить от вас хлеба?
— А вот послушай, — ответил старик. — С детства я изучал гадание. И по твоему лицу я вижу, что тебе суждено умереть от голода. Более того, каждая пригоршня риса, которую ты сейчас съешь, только увеличит твои страдания. А раз это воля Небес, то к чему ей противиться?
— М-да… — протянул удрученный Цю Чанчунь. — Ну, хорошо, раз уж вы можете предсказывать будущее, скажите мне в таком случае, уважаемый, а смогу ли я достичь Дао в этой жизни?
Старик склонился к Цю Чанчуню и стал внимательно его рассматривать. Потом покачал головой:
— Нет. На твоем лице написано, что, пока ты живешь, тебе не достичь своей цели.
— О! — вскричал Цю Чанчунь в отчаянии. — Но, может быть, есть какой-нибудь выход?
— Нет! Предначертанное должно сбыться, — важно заявил старик, — как бы невероятно оно ни звучало. Я расскажу тебе пару историй, и, возможно, ты поймешь.
Во времена Враждующих Царств[24] правителю царства Чу сказали, что он умрет от голода. Тот рассмеялся в лицо предсказателю и сказал, что это невозможно: ну как царь может умереть от голода? Однако некоторое время спустя его сыновья повздорили друг с другом из-за права престолонаследования. А старого царя заперли в его покоях, опасаясь, как бы он не принял чью-либо сторону. Весь дворец оказался втянут в междоусобицу, даже слуги и повара приняли сторону одного из принцев. О царе попросту забыли и семь дней не приносили ему еды. На восьмой день царь, измученный голодом, обнаружил, что под потолком, в перекрытии балок, птица свила гнездо и отложила несколько яиц. С трудом взобравшись наверх, он полез по балкам к гнезду в надежде утолить голод птичьими яйцами, но в тот самый миг, когда он протянул руку к гнезду, вернулась птица и принялась яростно его атаковать, защищая потомство. Гнездо упало, и, пока царь слезал вниз, разбившиеся яйца съели крысы. На девятый день царь умер от голода.
Другая история произошла с вельможей по имени Тан, который жил во времена династии Хань[25]. Однажды господин Тан встретил предсказателя, который предрек ему смерть от голода. Тан был человеком суеверным, и поэтому происшедшее начисто лишило его покоя. Не зная, что делать, он сказал императору: «Государь, прорицатель сказал, что мне суждено умереть от голода. Вы знаете, что всю свою жизнь я честно служил стране. Я никогда не брал больше того, что мне полагалось, и всегда делился своим скромным достатком с теми, кто нуждался. И в результате я не накопил большого состояния и теперь опасаюсь, что, уйдя в отставку, начну нуждаться, и я и моя семья умрем с голоду». Император расхохотался: «Ты же образованный человек, Тан. И веришь словам предсказателей? Впрочем, не важно. Веришь ты или не веришь, но волноваться тебе не следует. Ты действительно служил мне верой и правдой, и я тебя награжу. Я пожалую тебе земли, богатые залежами железа. Так что ты и твои потомки никогда не будете знать недостатка в чем-либо».
В течение следующих десяти лет доход господина Тана вырос с тысячи до миллиона монет в год. Столичные вельможи с завистью обсуждали его историю. Вы, наверное, хотите спросить, как этот купавшийся в золоте человек мог умереть от голода? А вот послушайте. Император вскоре умер от неизлечимой болезни, и через двенадцать лет после этого трон унаследовал его сын. Для придворной знати это была отличная возможность подрезать крылышки Тану. Они сказали молодому императору, что тот якобы тратит свое баснословное состояние, чтобы покупать оружие и тренировать армию в надежде свергнуть императора и захватить трон. Поддавшись влиянию своих приближенных, император приказал арестовать Тана и бросить его в темницу. Ну а дальше все было просто: придворные подкупили тюремных стражей, и те семь дней не давали Тану есть и пить. На восьмой день один из охранников сжалился над узником и принес ему миску супа. Однако не успел Тан сделать и глотка, как кто-то резким ударом ноги выбил суп из его рук. Это начальник стражи заметил отсутствие охранника и решил выяснить, в чем дело. Так господин Тан и умер от голода в тюрьме.
Еще есть история про двух отшельников Бо И и Шу Ци, также заранее знавших о своей судьбе умереть от голода. Они отказались служить императору и уморили себя голодом в горах. Так что, если судьбой предначертано умереть от голода, этого не избежать.
Выслушав эти истории, Цю Чанчунь крепко задумался и в молчании побрел прочь. Он решил смириться с предначертаниями Неба и последовать примеру двух отшельников, проживших свои короткие жизни в соответствии с тем, что было назначено им судьбой. Он побрел на запад — по направлению к горам, в которых Бо И и Шу Ци уморили себя голодом. Там он увидел глубокое ущелье, прорезанное в скалах стремительной горной рекой. Русло было порожистым, и посреди него тут и там торчали большие скальные выступы, преграждая путь свирепым потокам, ощетинившимся белой пеной. Цю Чанчунь спустился на самое дно ущелья, а затем взобрался на одну из скал посреди бушующего русла горной реки. Девять дней сидел он на этой скале, ожидая смерти от голода и жажды. И большинство людей действительно умерли бы в такой ситуации, но Цю Чанчунь уже какое-то время практиковал даосские методы и достиг определенных изменений в своем теле. Так что девять дней без воды и пищи не только не ослабили его, но, наоборот, прояснили его ум и обострили его чувства. На десятый день в горах прошел сильнейший ливень. Река резко поднялась, и ее ревущие воды с сокрушающей силой катились по ущелью, подбираясь к тому месту, где сидел Цю Чанчунь, и все чаще обдавая его ледяными брызгами. Но он решил сидеть здесь до конца, решив, что, если не умрет от голода, так погибнет в бушующих водах. Вода подбиралась все ближе. И вдруг в потоках воды Цю Чанчунь заметил плывущую ветку. Ветка постепенно приближалась, а затем каким-то непостижимым образом река выкинула ее прямо к ногам молодого монаха. На ветке был большой красный персик. «Как странно, — подумал Цю Чанчунь. — Эта ветка как будто взялась из ниоткуда, она словно была рождена этими бушующими водами, чтобы быть выброшенной к моим ногам. Может быть, это знак, чтобы я поел?» И с такими мыслями он взял персик и надкусил его. Тот был настолько восхитителен, что Цю Чанчунь и не заметил, как съел его полностью. В тот же миг его тело заполнила животворящая энергия, воды реки схлынули и засияло солнце. Цю Чанчунь решил, что это знак богов: пока ему не суждено ни умереть от голода, ни погибнуть в наводнении. Обрадованный, он поднялся и зашагал по тропе, выводящей из ущелья.