Глава 2 Души бесполы

Глава 2

Души бесполы

7 июня 1986 года

Вопрос первый:

Возлюбленный Ошо,

Я обожаю слушать истории о мастерах прошлого и их учениках. До чего же здорово почувствовать сущность этих небольших оазисов сознательности, которые были покрыты вековой пылью религиозных догматов и вранья. Однако, глядя на всех нас, собравшихся здесь, испытывая счастье, тишину, плача и смеясь, я все же предполагаю, что здесь есть нечто такое, что, может быть, еще никогда не пробуждал ни один мастер до тебя. Может быть, это ощущение сочной, любовной нежности людей, сидящих вокруг тебя? Может быть, это нечто такое, что вышло бы на свет уже давно, если бы женская энергия тоже лежала в основе учений древних школ?

Ошо, можно ли назвать женскую энергию еще одним твоим вкладом в духовность?

Духовный мир всегда оставался мужским - и не только мужским, но и шовинистско-мужским. Но религии были анти-женскими отнюдь неспроста. Религии были против жизни, и самый простой способ разрушить жизнь - это разделить мужчину и женщину. Религии всегда были против радости, любви и сочной жизни. И проще всего было осудить женщину, отдалить ее от мужчины на как можно большее расстояние: например, запереть в далекий монастырь.

Женщины считались второсортными существами, стоящими гораздо ниже мужчин. Естественно, это сказывалось на многом. Такое отношение исключало любые проявления игривости, юмора, празднования и иссушало жизнь обоих: и мужчины, и женщины.

Мужчина и женщина - это части одного целого, и если их разъединить, то им обоим будет постоянно чего-то не хватать. И эту пустоту ничем нельзя заполнить; именно эта пустота делает людей серьезными, болезненно серьезными, извращенными и психологически неуравновешенными. Она разрушает естественную гармонию, разрушает биологический баланс. Это настоящее бедствие, от которого человечество страдало многие века.

Да, вознесение женщины до уровня мужчины - это мой самый серьезные вклад в будущее человека. В духовном смысле, между ними нет никакого различия.

Здесь вы слышите смех, видите слезы, испытываете радость. Все это было бы невозможно в коммуне Будды. Все это было бы невозможно в коммуне Махавиры. У них были отдельные коммуны для женщин, но и там их всячески унижали. Джайнский саньясин, получивший посвящение день назад, почитается больше, нежели женщина-саньясинка, которая получила посвящение семьдесят лет назад. Она все равно должна поклоняться новичку только потому, что тот мужчина.

И если мужчины могли спокойно трудиться над своим просветлением, то женщины не могли достичь просветления, будучи женщинами; сперва им нужно было обрести мужское обличие, потому что нельзя достичь просветления, минуя мужское перерождение.

Поэтому хоть джайны и выглядели как равные монахи и монахини, но задачи у них были различные. Мужчина заведомо обладал высшей духовностью, которую женщина могла только мечтать обрести в следующей жизни - она отставала от мужчины на целую жизнь.

Но все это ерунда. Когда мы говорим о духовности, то не существует никакой разницы между мужчиной и женщиной, потому что это вопрос не тела и физиологии, это вопрос даже не ума и психики. Здесь дело в сущности, а сущность не различается по половому признаку. Души - бесполы. Техника, которая приведет к внутреннему «я» мужчину, приведет к внутреннему «я» и женщину. Разницы никакой нет, потому что все дело в свидетельствовании. Что свидетельствовать, значения не имеет: будь то женское тело или мужское, женский ум или мужской - различать бессмысленно, потому что акцент здесь ставится исключительно на свидетельствование, а какой пол может быть у свидетельствования?

Даже великие люди, вроде Махавиры или Гаутамы Будды, так или иначе поддерживали мир патриархата и не осмеливались восставать против него. Сегодня мужчина и женщина впервые встали рядом, впервые объединились для обретения равного опыта, и когда противоположные энергии работают сообща, то естественным образом в жизни появляется больше игривости, больше юмора, больше смеха, больше любви, больше дружелюбия - больше всех тех качеств, которые делают нас людьми.

Прежние святые, фактически, были не людьми, а иссушенными скелетами. Сочность жизни противоречила их понятиям о духовности. Для меня же сочность - это сама основа духовности; если не духовный человек, то кто еще тогда будет сочен? Если праздновать не могут даже те, кто занимается поиском высшей истины, то праздновать не имеет права никто вообще.

Но все традиции настаивали не на праздновании, а на целибате, благодаря которому люди психически заболевали так сильно, что духовный рост забывался напрочь. Для поиска, прежде всего, нужен здоровый рассудок. У них же рассудок был не в порядке.

Я хочу, чтобы мои люди были здоровыми во всех смыслах: и физически, и психически. Только будучи здоровыми, они могут приблизиться к здоровой духовности. Тогда их духовность не будет направлена против чего бы то ни было; их духовность впитает в себя все, что ниже ее. И потому будет намного богаче.

Духовность, которая делает вашу жизнь беднее во всех отношениях, я называю медленным самоубийством. Это никакая не духовность. Поэтому нет никакого совпадения, что хранители всех древних духовных традиций настроены против меня. Все потому, что я рублю их под самый корень. Успех моей работы докажет фальшивость десяти тысяч мировых духовных традиций.

Так что мой эксперимент для них очень опасен, серьезен и чреват. И мои чувства говорят, что преодолеть ревность можно только тогда, когда есть возможность для ее возникновения; преодолеть секс можно только тогда, когда есть место для секса. Преодолеть что бы то ни было можно только пройдя через это.

Религии пытались обмануть людей, отлучив мужчин от женщин и лишив их возможности работы над собой; и мало-помалу монахи и монахини начали верить, что они превзошли ревность, превзошли секс.

Но в реальности все совершенно иначе: ничего они не превзошли - они просто подавили в себе все чувства всевозможными религиозными обрядами и ритуалами. Женщина подавила все, что нужно мужчине; мужчина подавил все, что нужно женщине, притом подавил настолько глубоко, что даже сам теперь больше не осознает, что эти чувства по-прежнему в нем.

Есть одна китайская притча.

Одна женщина много лет подряд ухаживала за монахом-отшельником. Он жил в хижине за городом, и поскольку женщина была состоятельной, она приносила ему самые вкусные яства прямо в хижину. Ему не надо было ходить за подаянием - женщина сама обеспечивала его всем необходимым. И он стал весьма почитаемым святым.

Женщина была старше его. Она заболела и почувствовала, что протянет еще два дня - пришло ее время. Тогда она послала в город за самой красивой проституткой. Когда та пришла, женщина сказала ей:

- Я заплачу тебе любые деньги, чтобы ты сделала для меня кое-что. Глубокой ночью отправляйся к монаху, которому я служила всю свою жизнь. Он полагает, что превзошел секс. Я тоже так думаю, но ни разу у меня не было возможности проверить, правда ли это. Сходи к нему глубокой ночью, когда он медитирует, постучись и зайди внутрь. Потом скинь с себя одежды, полностью обнажись, запомни, все что он скажет или сделает, и затем возвращайся ко мне. Назови любую цену - я заплачу.

Проститутка согласилась:

- Легко.

Он пришла к хижине святого и постучалась. Монах открыл дверь. Она вошла, тут же скинула с себя халат и оказалась совершенно голой, потому что под халатом ничего не было.

Монах закричал:

- Что ты делаешь?!

Он весь задрожал, затрясся, и прежде, чем проститутка успела хоть словом обмолвиться, он выбежал из хижины. Тогда она вернулась к умирающей женщине и все ей рассказала:

- Ничего особенного и не случилось. Он открыл дверь, я скинула халат. Он начал дрожать, закричал: «Что ты делаешь?! Чего тебе надо?!» и убежал в лес.

И женщина вздохнула:

- Я растратила все мои годы на этого болвана. Возьми деньги и сделай для меня кое-что еще - я дам тебе все, что пожелаешь: сожги эту его дурацкую хижину!

Религии заставляют монахов и монахинь жить раздельно. Если почитать их писания, то можно встретить немало забавного. Например, прежде, чем куда-либо сесть, джайнский монах обязательно спросит: «Сидела ли здесь женщина?» Если сидела, то прежде, чем сесть на это место, нужно подождать девять минут. Уж не знаю, откуда они взяли эти девять минут! Потом он почистит седалище своей маленькой шерстяной щеточкой, чтобы, не дай бог, не раздавить какую-нибудь букашку-таракашку, и только затем расстелет бамбуковую подстилку и наконец сядет.

Я спрашивал джайнов:

- Почему именно девять минут?

Мне отвечали:

- После женщины на месте, где она сидела, на девять минут остаются ее вибрации, и они могут потревожить монаха.

Я изумлялся:

- Что же это за монахи такие? Обычных людей не тревожат никакие вибрации, а монахов, видите ли, тревожат? Все это лишь свидетельствует о том, что они постоянно думают о сексе.

Уже доказано, что обычный мужчина думает о женщине, по меньшей мере, один раз за девять минут. Наверное, тысячи лет назад эти люди вычислили иначе - что в течение девять минут сохраняется опасность. Но вся опасность не в женских вибрациях, а в мужском уме. Каждый мужчина на протяжении всего дня каждые девять минут, по крайней мере, однажды думает о женщине. Женщина в этом плане намного духовнее: она думает о мужчине один раз за восемнадцать минут - духовнее в целых два раза.

Основная причина разделения мужчины и женщины была в том, что одним этим приемом убиралось с глаз долой сразу множество проблем. В противном случае, с ними было бы много возни. Но даже если и спрятать все проблемы одним махом, то все равно они не будут вырваны с корнем. Серьезность религиозных людей не имеет ничего общего с духовностью; серьезность просто указывает на то, что они живут в отрыве от своих сердец.

Совсем недавно в суде Германии мы выиграли дело против правительства. Правительство пыталось доказать, что я нерелигиозен, потому что на одной пресс-конференции я сказал, что я несерьезный человек. Они доказывали, что религиозный человек обязательно должен быть серьезным. Это ведь взаимосвязанные вещи: если человек заявляет, что он несерьезен, то как он может быть религиозным?

Если оглядываться на прошлое, то прокурор был прав. Все религиозные люди были серьезными ребятами. Но судья, кажется, читал мои книжки, потому что в его заявлении говорится, что поскольку слова были взяты из пресс-конференции, неизвестно, что я имел в виду, говоря, что я несерьезный человек. Судья сказал: «Докажите это по его книгам; и даже если он и утверждает, что он несерьезен, то это не имеет значения, потому что его учения, однозначно, религиозны. Он учит, что человек - это не только тело, что человек - это не только ум, что человек - это трансцендентальное духовное существо», - тут он прямо процитировал из моей книги и особо подчеркнул: «трансцендентальное духовное существо». И, следовательно: «Это достаточное доказательство его религиозности и религиозности его учеников. Слова, произнесенные на пресс-конференции, в расчет не принимаются». И он вынес решение в нашу пользу, но вот факт: прокурор хотел доказать, что несерьезный человек не может быть религиозным.

Если бы я был на месте судьи, то я не стал бы приводить никаких цитат, а оспорил бы само утверждение и доказал бы, что религиозность и серьезность, на самом деле, не могут идти в ногу, потому что серьезность - это болезнь, болезнь души, а когда душа больна, то о какой духовности можно говорить? Религиозный человек должен радоваться, изливаться юмором, смехом, любовью.

Несерьезность - это, вне всяких сомнений, один из самых наших значимых вкладов. Против несерьезности выступят традиции и религии всего мира, потому что так мы оспариваем их тысячелетние заблуждения - а это больно ранит их эго.

Они, скорее, уничтожат нас, нежели смирятся с фактом, что духовность должна быть полна смеха, юмора, игривости, потому что так не будет никаких волнений, никаких проблем, никаких мучений, так человек расслабится и отпустит себя навстречу существованию.

Ради чего быть серьезным?

Но несерьезность перечеркивает все прошлое. Однако я выступаю против прошлого не только в этом вопросе. Я критикую историю со всех сторон потому, что в прошлом царил патриархат, и все правила устанавливали только мужчины, ни в чем не оглядываясь на женщин.

Женщин вообще не принимали во внимание, но вся беда в том, что если мужчина не принимает женщину во внимание, то так он сам режет себя напополам; стоит ему отречься от женщины вовне, как он тут же отречется и от женщины внутри себя - и вот вам готовый шизофреник, а никакое не духовное существо. Ему нужна не паства, а психиатр.

Вопрос второй:

Возлюбленный Ошо,

Одно из самых важных проявлений мастера заключается в его умении дарить. Более того, сам мастер по своей сути и есть постоянное дарение. Мне кажется, что часть умения быть учеником — если не все умение целиком — в свою очередь, заключается в умении принимать... принимать внимание мастера, но не как пищу для эго, а как питание чего-то более сущностного... видеть, что когда тебе кажется, будто тебе чего-то недодали, то это твое неумение принимать. Способность принимать означает умение принимать наставление — когда ты сходишь с пути - со здоровой скромностью, но не с болезненным отсутствием самооценки... быть способным принимать не всегда то, что хочется, но то, что требуется.

Ошо, не мог бы ты поговорить об умении принимать как о вкладе ученика в отношения с мастером?

Это правда, что сами отношения мастера и ученика - это целая наука. Со стороны мастера - это способность вливать в ученика все, что сам мастер получает от существования. Он не источник, он лишь проводник, полый бамбук: ведь если из стебля бамбука вырезать дудочку, то это не значит, что бамбук заиграет музыку - музыка придет откуда-то еще. Мастер - это полый бамбук, бамбуковая дудочка. Он играет своим ученикам музыку божественного.

Умение ученика - это умение впитывать, принимать, но ни в коем случае не требовать - и здесь есть четкое разграничение. Ученик обязан увидеть эту границу.

Недавно Амийо прислала вопрос: «Ошо, когда ты смотришь на меня, я чувствую огромную радость. Но когда не смотришь, мне очень грустно». Она честно признается, но нужно понимать, что так вы возлагаете на меня обязательства: что я непременно должен смотреть на каждого, потому что иначе вам всем будет грустно, - так вы сажаете меня в тюрьму, лишаете меня даже моей свободы.

Когда я смотрю на вас - радуйтесь. Вас много, я один. Иногда я могу пропустить кого-то из вас. Но вам не надо пропускать меня.

Одна суфийская поговорка гласит, что глаза ученика всегда должны смотреть на мастера - это совершенно необходимо. Но глаза мастера не могут смотреть сразу на всех учеников - это тоже естественное условие. Учеников может быть тысячи - так и есть; так что радуйтесь не только, когда я вижу конкретно вас - радуйтесь, когда вы сами видите меня. Так вы сохраните независимость, свободу, и меня оставите свободным, потому что, в противном случае, вы будете на меня давить.

И я не смотрю ни на кого конкретно с каким-то особым умыслом. Мои глаза двигаются точно так же, как и мои руки: по собственной воле, в зависимости от того, что и как им нужно выражать. Но сам я не ничем не двигаю, ничего не делаю ни руками, ни глазами.

Ученик должен учиться принимать. Я открыт всем, без оглядки на чью-либо пригодность; заслуживаете вы или не заслуживаете - это не важно. Будьте же и вы открыты и чувствительны, чтобы быть способными принимать, и когда я смотрю на кого-то из вас - радуйтесь; но не грустите, когда я смотрю в другую сторону. Не ставьте передо мной невыполнимых задач.

Вот, например, Кавиша сидит в таком месте, что для того, чтобы увидеть ее, мне пришлось бы сделать усилие, поэтому, естественно, я не буду смотреть на нее. Она должна это понимать - и она понимает. Тот, кто сидит прямо передо мной, тот, понятно, видит больше других, но это не значит, что он заслуживает больше - он просто занял положение напротив меня.

Присутствие мастера сопровождается скрытыми вибрациями, и вы должны быть достаточно открытыми, чтобы впитать в себя эти вибрации. Требовать ничего нельзя, потому что любые требования отвратительны. Посмотрите сами: я же ничего от вас не требую.

Веками мастера требовали тысячи вещей от своих учеников, от всех учеников. Я ничего не требую ни от кого из вас. Я хочу, чтобы вы оставались абсолютно свободными и могли принимать. Но, пожалуйста - оставьте и мне мою свободу; не задавайте такие вопросы и даже не думайте о таких вещах, потому что так вы предъявляете мне требования. И тогда, если я не посмотрю на Амийо сегодня, я могу почувствовать, что она грустит из-за этого. Мне придется посмотреть на нее - и вот вся красота уже нарушена, потому что это будет взгляд по принуждению, а я не хочу никакого принуждения. В этой школе мистики я хочу, чтобы все случалось само по себе. И все так и случается самым прекрасным образом.

И лишь наш старый ум продолжает создавать шум вокруг таких мелких вещей. Похоже, вам сложно увидеть различие между пустяком и значимым. В первый ряд здесь могут сесть только четыре-пять человек. Некоторые переживают по этому поводу, печалятся и не понимают, что здесь, в этом небольшом местечке, все вы находитесь в первом ряду. В нашей коммуне в Америке, где было пять тысяч человек, вы бы оказались где-нибудь на галерке. Я не смог бы даже лиц ваших разглядеть, а вы не смогли бы разглядеть меня. А во время фестиваля туда съезжались двадцать тысяч саньясинов, и видеть дальше третьего - четвертого ряда было невозможно. Но нельзя же всех разместить в первых трех рядах.

Но здесь вы все впереди. Более того, в коммуне первый ряд был дальше от меня, чем здесь последний. Так что, кто сидит здесь в последнем ряду, фактически, сидит в первом. И я вижу вас всех, все ваши лица, а вы видите меня. Но меня спросили даже и об этом: кого-то тут беспокоит, что он не сидит в первом ряду, что его никогда не пускают вперед.

Вы переживаете по пустякам. Будьте более внимательными и волнуйтесь о существенном; нужно лишь, чтобы вы были открыты и восприимчивы.

Иногда может случиться так, что я увижу вас, иногда будет так, что я не увижу вас. Это ненамеренно; это все так же спонтанно, как и моя речь. Со мной все неожиданно, так что когда вы требуете что-то от меня, я чувствую, что меня не понимают.

Вопрос третий:

Возлюбленный Ошо,

Когда я прихожу в себя после сеансов расслабления и открываю глаза, то несколько секунд я чувствую, будто прихожу в этот мир впервые... как новорожденный младенец.

Все выглядит совершенно новым. Даже на муху на потолке я смотрю с восхищением как на часть целого.

Скажи, ты всегда во всем и во всех видишь то же самое?

Верно.

Вопрос четвертый:

Возлюбленный Ошо,

Наши вопросы, похоже, действуют как сила притяжения: они удерживают тебя с нами, в то время как все в тебе по закону благодати тянется вверх, в небо, подальше от нас.

Каждый раз, когда наши вопросы кончаются, я пугаюсь: я почти вижу, как ты уплываешь ввысь как на воздушном шаре, и мне хочется крикнуть: «Ошо! Погоди! У нас есть еще вопрос!»

Не волнуйся: ты только скажи: «Ошо, погоди!» - и я буду ждать!