Нью-Джерси и община в Орегоне

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Нью-Джерси и община в Орегоне

1 июня тысяча девятьсот восемьдесят первого года Раджниш прилетел в Соединенные Штаты Америки, его самолет приземлился в аэропорту имени Кеннеди в Нью-Йорке.

В тот день, в который я появился в Америке, первый вопрос, который задали мне иммиграционные служащие, был таким: «Вы анархист?» Мне сказали еще раньше, что анархистам не разрешают приезжать в Америку.

Я ответил этому служащему: «Я больше, чем анархист!»

Он сказал: «Боже мой, если вы нечто большее, с вами вообще нельзя будет справиться!» Он открыл свою книгу. Там было написано черным по белому: «Нельзя пускать анархистов, коммунистов...» Но нечто большее? Об этом там не было сказано ничего.

Он посмотрел на меня и сказал: «Вы выглядите как нечто большее, но вы сами столкнетесь со сложностями, и нам доставите множество хлопот!»

Я сказал: «Я тихий человек, я даже не покидаю обычно своей комнаты».

Он сказал: «В этом то и опасность, но так, как в правилах не сказано ничего относительно человека, который нечто большее, чем анархист, мне придется разрешить вам въехать в нашу страну!»

С этого дня началась борьба, которая длилась больше пяти лет.

Раджниш остановился в реконструированном замке в Монте-Карло, Нью-Джерси. Шила, секретарша Раджниша, купила большое ранчо в центральной части Орегоны и основала там общину. 29 Августа Раджниш приехал в эту общину и оставался там в последующие четыре года.

Я приехал в Америку, не навсегда. Сначала мы купили красивый замок, которому было сто лет, в Нью-Джерси, Монте-Карло. Это был прекрасный замок, и тот, кто построил его, был известным архитектором. А мы полностью обновили его, перестроили. И он стал действительно прекрасным дворцом. Но мы собирались оставаться в нем ровно настолько, пока не сможем найти другого места, потому что там было очень влажно, слишком важно. Это было красивое место, действительно настоящий сад, весь этот Штат представлял собой огромный сад, и я полюбил это место. Единственное, мне много хлопот доставляла моя аллергия. Мы нашли это ранчо в Орегоне, и оно мне очень понравилось. Когда я въехал туда, я почувствовал огромное облегчение, как будто бы с моего сердца и моих легких сняли какое-то бремя. Все эти четыре года у меня не было ни одного приступа, а раньше они меня мучили три-четыре раза в неделю. А то значит, что три-четыре ночи в неделю я практически не мог раньше спать, я только кашлял, чихал, кашлял, у меня болела шея, спина, преследовал диабет...

Когда моя секретарша Шила искала мне место, я сказал ей: «Только не Калифорния. Где угодно, только не в Калифорнии, потому что там оседают все эти идиотские гуру, которые полностью лишены разума, я не хочу с ними постоянно общаться».

Я выбрал Орегону, потому что в этом бедном штате не жил еще ни один просветленный за всю историю человечества.

Вы когда-нибудь думали о том, что мы окажемся в Орегоне, в Америке? Я не думаю, что кто-либо из вас мог предположить такое, даже в самом горячем бреду. Но мы приехали сюда.

Позже Раджниша как-то спросили: «Какое впечатление на вас оказала эта земля, когда вы впервые приехали сюда?»

Раджниш ответил: «Мне она не понравилась, потому что мне всегда нравилось много зелени, а это была пустыня, и на меня она не оказала никакого впечатления. Я сказал своим ученикам, что они должны превратить это место в оазис!»

Раджниш жил в доме Лао-Цзы, в уединенном ущелье. Вивек и его личные спутники, которые приехали с ним из Пуны в Америку, заботились о нем.

«Вы предпочитали жить в Пуне?»

Нет, мне было все равно, где бы я ни был, я никогда не выходил из комнаты. Раджнишпурам может быть в Советском Союзе, в Америке или в Индии. Это не имеет для меня никакого значения, я не знаю о том, кто живет там, за пределами моего дома.

Это ущелье они назвали Раджнишпурам (Место, где живет Раджниш), назвать это место требовали определенные законы, которые относились к собственности на землю и строительства на ней.

Шила жила в центре при общине, который находился на расстоянии двух миль отсюда, и приходила с визитами к Раджнишу каждый вечер, чтобы задавать вопросы и передавать послания.

Я хранил молчание и жил в уединении, и я хотел, чтобы ко мне приходила только Шила каждый вечер на один час, причем только тогда, когда у нее было что-то неотложное, что она не могла отложить. Она должна была говорить мне только о тех вещах, которые было совершенно необходимо обсудить со мной. Три с половиной года я жил полностью оторванный от мира, я не читал ни одной газеты, не прочитал ни одной книги, не смотрел телевизор, не слушал радио, я не имел ни малейшего понятия относительно того, что происходит во внешнем мире, и чего там не происходит...

Раджниш выбрал новый символ для своего движения: две птицы, которые летят вместе.

Я выбрал символ для искателей, которые собрались вокруг меня — две птицы. Одна птица — мастер, а другая — ученик. Обе птицы одинаковы. Обе имеют одинаковые крылья. Увидев, как летит мастер, ученик птица сразу понимает: «У меня такие же крылья, я ими не пользуюсь». Ученик пытается взлететь. Один или два раза ученик может упасть, но даже если он упадет, это даст ему первый проблеск, то, что сегодня только попытка взлететь, завтра может стать полетом. Нужно только немного дисциплинированности, немного подготовки, немного времени. Для того, чтобы прийти к этому, вы должны освободиться от страха.