Об общинах во всем мире

Об общинах во всем мире

Раджниш отвечает на вопросы, касающиеся его общин Раджнишпурам во всем мире.

— Вы глава одной из самых богатых общин в мире...

— Я не глава мировой общины. Я даже не саньясин. В моих руках нет власти, это дело моих саньясинов. А я просто гость.

— Многие политики спрашивали вас, не вы ли управляете всем?

— Нет, никогда. Кому нужна эта гадость? Мне было так трудно выбраться из всего этого. Мне понадобилось много жизней для того, чтобы освободиться от всего этого, а вы просите меня снова нырнуть в это дерьмо? Нет, увольте!

— Была ли идея создать общину вашей, или она принадлежала саньясинам?

— Да, это была моя идея, и им она понравилась, но материализация этой идеи полностью принадлежит им. Я только мечтал об этом. Я могу передать вам прекрасные мечты, причем бесплатно, я не прошу платы за идеи. Но если вы попались в эту мечту, и начали пытаться ее воплотить, вы уже сами ответственны за нее. Я просто наблюдаю со стороны.

— Вы говорите им что делать?

— Нет, я никогда не говорю им что делать. Я никогда не говорю об общине, о мирских вещах. Они достаточно разумны для того, чтобы решать такие вопросы самостоятельно. Они так хорошо справляются с этим, что улучшить уже больше нельзя.

Эти общины управляются самими саньясинами. Я даже не член общины. Я никогда не ходил на их встречи, я не знаю, где их офисы. Каждый, кто придет на их собрание, узнает об общине больше, чем я узнал за четыре года их существования, потому что я никогда не выходил из моей комнаты.

Я объяснил им свою реализацию, и оставил все им. И я никогда не спрашиваю, следуют ли они моим идеям или нет. Меня это не интересует. Меня интересует только то, что люди должны быть разумными, и тогда их разум обо всем позаботиться. И тогда что бы они ни делали, будет правильным, даже если это будет противоречить мне. Но это не должны выступать против соображений разума.

Я отношусь с уважением к их индивидуальности. Я уважаю их разум, чувствительность, настолько, что я буду последним человеком, кто будет давать им веру, догмы, верования.

— Как вы представляете себе развитие этой общины, которая расположена в этом ущелье?

— Меня это не волнует. Меня волнуют только люди и их рост. Город, община — это их дело, а не мое. Здесь столько разумных людей: архитекторов, инженеров, врачей, профессоров, представителей всех профессий, тех, кто готов к приключениям. И теперь все зависит от них, это их дело. Меня это не волнует. Я верю им, они смогут управлять общиной, и они управляют, на самом деле. Они смогут развить общину технологически, но меня это не волнует.

— А что вас волнует?

— Меня волнует духовный рост. Разумность должна дойти до своей вершины. Их нужно депрограммировать от прошлого, от гнилого и старого, бессмысленного и мертвого, вредоносного.

Моя задача здесь направлена на то, чтобы создать город, создать человека, после чего человек позаботиться о городе и о доме. Это совершенно другой вопрос. Меня он не волнует.

Меня волнуют индивидуальности. С моей точки зрения индивидуальности больше всего важны. Все религии в мире подавляли индивидуальности.

В Америке на той пустынной земле, которую мы купили, сначала не было ни одной птицы. Это было такое странное место, как современная картина, которая вызывает у вас такие странные чувства. Там не было ни одной птицы на сто двадцать шесть миль, и рос только один вид деревьев, который называют верблюдами пустыни, можжевельник. Это действительно уникальное дерево, никакое другое дерево не может выжить в такой пустыне, только можжевельник может выжить. Но эти деревья были маленькими, потому что им трудно вырасти большими. Они не были зелеными и сочными.

Но за пять лет там собрались тысячи саньясинов, и мы вырыли там озера, и начали культивировать эту землю, и это так странно, этот можжевельник стал выше, зеленее, сочнее, красивее.

На эти места начали прилетать птицы, водные птицы, приходило много оленей, ночью невозможно было даже проехать по дороге, потому что они все заполонили, они не двигались, даже если вы бибикали. Они знали одно: эти люди безвредные, они не причинят им вреда. Если бы олени почувствовали опасность, они бы сразу убежали, особенно в Америке, потому что на них там постоянно охотятся и убивают. Наверное за всю историю развития Америки это было единственное место, в котором защищали оленей.

Нам пришлось судиться. Люди, которые охотились на оленей, подали на нас в суд, потому что мы не позволяли им входить на нашу территорию, и не разрешали на ней охотиться. И мы убедили суд: «Мы вегетарианцы, и мы не позволим никому убивать на нашей территории оленей. Они могут делать все, что угодно на своей территории, но эти сто двадцать шесть миль — запретная зона для них, святая земля, это наша собственность, и собственность оленей. Мы — новички, это древние владельцы земли. Нас не будет, а они останутся. Мы — гости, и мы не можем быть такими отвратительными, чтобы убивать их.

Судья просто не мог понять, о чем мы говорим. Но олени поняли. О чем речь. И поэтому они сбегались к нам со всех сторон, они собирались тысячами в горах, в лесу на общинной земле.

Внезапно за пять лет пустыня превратилась в оазис. И я видел, как все это происходит, сначала появились саньясины, потом новые деревья, потом птицы, потом животные. Когда есть птицы, появляются люди, животные и деревья.

У нас появились лебеди и утки. У нас появилось триста павлинов. И мечта осуществилась. Павлины танцевали вместе с людьми, там царила атмосфера близости и дружелюбия. Павлинам не разрешалось входить в дома, потому что они там гадили, но им позволялось подходить к окнам, заглядывать внутрь домов, смотреть, что там происходит, и они их любопытства делали это, и обретали то же сознание, просто они имели другие тела, а чувствительность была та же. Это было желание общения, они хотели подружиться с нами.

Мои саньясины за четыре года превратили пустыню в оазис. Пятьдесят лет эта земля лежала мертвая, никто не хотел покупать ее ни за какие деньги. Что делать с пустыней? Мы купили ее, понимая, что это будет великим вызовом, но мне нравилось все время принимать вызовы всю жизнь. Мы приняли этот вызов, и бросились в неизведанное. Наши саньясины напряженно трудились, как никогда раньше, по двенадцать часов, по четырнадцать, иногда по шестнадцать. Сколько денег мы потратили невозможно себе даже представить. Мы вложили двести миллионов долларов в эту пустыню.

Но нас никто не просил это делать. Людям просто нравилось создавать что-то в радости. Они готовы были пожертвовать чем угодно. И в течении четырех лет они сделали то, на что другим понадобилось бы сто лет.

За четыре года мы построили настоящий полноценный город, в котором жило пять тысяч человек, со всеми современными удобствами, в современных домах, с современными дорогами, садами, газонами. Весь город имел центральное охлаждение, наверное, это был единственный город во всем мире со столькими удобствами. Люди начинали свою жизнь утром с медитации, они слушали меня, потом шли на работу, а вечером у них все еще оставалось достаточно энергии для того, чтобы танцевать и петь поздно ночью. Человек просто не знает, каким резервуаром энергии он обладает, до тех пор, пока вы не позволите ему выражать ее.

Даже после такого напряженного дня, люди спрашивали меня: «Можем ли мы делать что-то еще: рисовать, писать стихи, ваять статуи?» Они так горели творческим порывом, были погружены в творчество. За эти четыре года мы сделали так, что сон стал реальностью.

В общине не было никого бедного, и никого богатого.

Карл Маркс всю жизнь писал о коммунизме, Советская Россия семьдесят лет пыталась его построить, но ей так и не удалось. Потому что эта страна — бедная, а мне это удалось, потому что у нас в общине не было оборота денег. Не нужно уничтожать богатство, не нужна никакая диктатура пролетариата. Мы просто убрали из оборота деньги. Если прекратить оборот денег, у вас может быть миллион долларов, а у меня их может вообще не быть, но если не пользоваться деньгами, кто будет богатым, а кто будет бедным?

Община будет давать вам все необходимое, у нас было все: больницы, школы, университет. Мы сажали в пустыне и собирали урожай, которого хватало на пять тысяч человек: овощи, фрукты, молоко. Впервые я провел эксперимент. Вегетарианцы в Индии были настроены очень сильно против моей теории. Дело в том, что в вегетарианской пище не хватает нескольких протеинов, которые нужны человеку, чтобы развивался разум. Вот почему среди вегетарианцев никогда не рождались гении. В Индии все джайны — вегетарианцы, за тысячелетия среди ни не родился ни один гений, который сотворил бы что-нибудь стоящее. Среди них не было ни одного Нобелевского лауреата. Три Нобелевских Премии получили в Индии не вегетарианцы. Отсутствие мяса делает ум отсталым.

И поэтому я добавил в рацион неоплодотворенные яйца, я считаю, что это вегетарианская пища, потому что от них не может появиться жизнь на свет. Если добавить неоплодотворенные яйца в рацион, еда становится совершенной. В ней присутствуют все необходимые протеины, которые нужны для интеллектуального роста.

У нас был медицинский центр, и было достаточно врачей в нем. Вы не сможете нигде ни в одной маленькой общине найти столько профессионалов. Причем самых больших специалистов среди врачей. У нас было четыреста профессионалов с лицензией во всех областях, можно было бы создать самую большую фирму во всем мире. Эти четыреста человек должны были следить за здоровьем. У нас были высококвалифицированные врачи, хирурги. Один из самых лучших пластических хирургов во всем мире, один из самых лучших хирургов в Америке. У нас были медсестры, у нас было все, что нужно. В нашей общине у нас было больше специалистов, чем нужно.

У нас есть миллион саньясинов во всем мире, специалисты всех профессий, из-за того, что только очень умные люди интересуются мной, так и должно происходить. Среди моих саньясинов нет необразованных людей, практически все они выпускники университетов, кандидаты и доктора наук. Мы полностью оснащены во всех отношениях, и поэтому я говорю, что община — это наше будущее, потому что никому не нужно платить, и мы заботимся обо всех нуждах.

Я не верю в аскетизм. Я против аскетизма, это проявление мазохизма с моей точки зрения, это болезнь психики. Все ваши святые страдали от этой болезни. В нашей общине есть все необходимое. Они сами позаботились об этом. Они направили всю свою энергию в единый резервуар, и все стало так просто.

Например, нам не нужно пять тысяч машин, нам достаточно тысячи. Любой человек может взять машину, все просто, вопроса ни у кого не возникает. У каждого есть возможность иметь машину таким образом. У нас есть сто автобусов. Если вы хотите ехать с кондиционером, и не хотите ехать в машине и вести машину, зачем лишний риск, вы можете поехать в автобусе с кондиционером. У нас ест пять самолетов, и этого вполне достаточно для нас. Любой человек из общины в случае необходимости может воспользоваться этими самолетами. У нас есть свои пилоты, есть свои инженера, есть свой гараж, есть свои механики.

Пять тысяч людей едят в одном ресторане. Это дешевле, экономичнее, счастливее, радостнее, потому что все ваши друзья вместе, если кому-то это хочется, он может играть на гитаре, если кто-то хочет танцевать, он танцует. Пять тысяч саньясинов вместе наслаждаются приемом пищи. В обычном обществе для этого нужно было бы, по крайней мере, две с половиной тысячи кухонь, а у нас это количество сократилось до одной. Две с половиной тысячи женщин освободились, и могут делать что-то другое, что-то творческое, что-то эффективное. Не все женщины умеют хорошо готовить. На самом деле, все книги по кухне написаны мужчинами, ни одна из этих книг не написана женщиной. Самые лучшие повара — это мужчины.

Женщины обычно заняты приготовлением пищи, нравится это им или нет. Им может нравиться танцевать, рисовать, сажать в саду растения. Но у женщин нет такой возможности. Всю жизнь женщине приходиться стоять у плиты. Неужели женщины должны проводить всю свою жизнь у плиты? Это настоящее заключение. Если женщина сердится из-за этого, это вполне понятно.

У нас есть лучшие повара, у них есть склонность к этому делу, они хотят готовить, им нравится готовить. Наша еда вкусная, и лишь немногим нужно готовить. Не двум с половиной тысячам женщин. Многое могут машины. Лишь нескольким поварам приходится следить за ними. Все должны делаться лучшим образом, а других нужно освободить, чтобы они занимались тем, что им нравится. Все должно быть лучшим в общине — вот ее смысл.

Мы можем сотворить все, что угодно. Немного понимания, немного разума, и можно будет сделать все, что угодно.

В общине мы придумываем собственные блюда, выращиваем свои растения, свои фрукты, получаем свое молоко, молочные продукты, и все это приносит радость, потому что этим занимаются те люди, которым это нравится. Это не навязанный труд, не порабощенный труд. Это не труд, а любовь. Если вы можете создавать все больше и больше, вы можете продавать это потом обществу. В обмен общество может давать вам то, что вы не производите, чего у вас нет.

Мы сейчас как раз находимся на таком этапе развития, когда хотим открыть свое производство. Мы научились делать специальные тенты, утепленные, которых раньше еще никто не изготавливал. Ими можно пользоваться зимой, в снег, в дождь. Причем мы их изготавливаем таким образом, что температуру внутри можно увеличивать, их можно обогревать, можно вентилировать, и можно прикрепить к ним ванную комнату. Ими заинтересовались военно-воздушные силы США. Они хотят, чтобы мы производили их в больших количествах, и будут у нас их покупать.

У нас много плодотворных идей, много научных умов в общине, у которых есть много идей, которые можно осуществить и продавать во внешнем мире. В обмен вы можете получить все, что угодно, все, что нужно общине. Постепенно община может начать производить все необходимое. Каждая община может быть полностью самодостаточна, она может быть свободна в этом отношении, самодостаточна, в ней не будет никого, кто ниже и кто выше, все будут равны, не будет бедных и богатых.

Мы отказались от денег в общине. Деньгами нельзя пользоваться в общине, нужно пользоваться только тем, что община будет давать вам, а община будет стараться давать вам столько, сколько вам нужно. Если вы хотите пожертвовать деньги, вы можете пожертвовать деньги общине, но нельзя ничего купить на деньги в общине.

После того, как мы убрали из оборота деньги, в общине не осталось никого бедного и никого богатого. Иногда даже небольшая оценка моет вызвать революцию в этом отношении. Просто не нужно использовать деньги, вот и все. Тогда как вы можете кого-то сделать богатым или бедным? Только деньги могут сделать человека богатым или бедным. После того, как денег не будет, все будут равны. Община дает каждому все необходимое.

— Ваша община в штате Орегон описана как экспериментальная, как альтернатива обществу и истинно коммунистическая община. Вы согласны с такой оценкой?

— Да, я согласен, согласен полностью.

Это эксперимент альтернативы обществу, и высшее проявление коммунизма.

Старое общество зависит от некоторых главных вещей. Старое общество часто и много критиковали, но никто не смог выкорчевать корни. Срывали только листья.

И поэтому критики критиковали старое общество, и этот процесс продолжается бесконечно. Эта критика ни к чему не привела.

Корни старого общества подобны корням деревьев. Они не доступны до тех пор, пока вы не будете копать глубоко. Например, семья — это основа старого общества. Брак — это основная единица старого общества. Деньги — это средство обмена, фундамент старого общества.

Религиозное мировоззрение, какой бы ни была эта религия, старое общество нуждается в определенной религии. Это опиум, который помогает человеку спать, и опьяняет его. В моей общине мы удаляем самые корни. Мы уничтожаем семью, растворяем семью в общине.

Вот что такое община. В ней столько счастливых людей, они счастливы без причины, жизнь приносит им радость, каждое мгновение приносит радость. Мы можем излучать эту радость на многие мили.